Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

25 October 2009

"Когда б вы знали, из какого сора...". Эпизод 1

С полгодика назад я уже публиковал здесь отрывок. История Миропольского про козу подтолкнула продолжить.

«ЭТО РОК»
(Сюжет разработан при участии Андрея Заблудовского)

В ролях рекомендуется видеть следующих артистов:
Игорь Мартов – Дмитрий Харатьян
Лена Мартова – Ляля Миропольская
Боря Корчик – Александр Самойленко
Настя Корчик – Лолита Милявская
Вилли Мусин – Григорий Сиятвинда
Толя Глушков – Евгений Стычкин
Гриша Лунин – Константин Хабенский
Лера Лунина – Анна Левченко
Витя Торопец – Сергей Маковецкий
Лада Калашникова – Анастасия Мельникова
Костя Ласкин – Борис Бирман
Женя Новиков – Александр Лыков
Шурик Гарцман – Павел Деревянко
А также:
Юра Лазаревич – Алексей Кортнев
Композитор Оленин – Сергей Лосев

В остальных ролях – артисты московских, питерских, киевских и прочих театров, а также просто знакомые режиссера.

* * *
Какая там, прости Господи, Рублевка!
Я об этом слушать даже не хочу, ведь каждый, кто хоть раз бывал у нас в Комарово, знает, что именно здесь находится самое лучшее дачное место на свете, и пусть москвичи со своим Перделкиным сидят на попе ровно!
Вот скажите, Финский залив там есть? А дюны, сосны? А народ, такой как у нас? Ну, вот и не надо. А если про людей с деньгами, так в наши дни их и здесь немало, уж не знаю, хорошо это, или нет.
Честно говоря, я и сам раньше был на всю голову москвичом, пока в начале девяностых не попал сюда впервые.
Тогда, как и сейчас, стоял прохладный балтийский май, над Финским заливом собирался желтый закат, в гладкой воде вверх ногами стояли дюны, сосны, деревянные домики...
В общем, потрясающие натурные планы, но до меня толком и не снял их никто.
Почему-то.

Смотрите, сезон дачников еще не наступил, здесь лишь «новые питерские», хозяева теплых каменных домов, и некоторые ветераны, приехавшие расконсервировать свои избушки и погреться в первых теплых лучиках.
На необычно пустынном Нижнем шоссе стоит видавшая виды «тоёта» с правым рулем, а рядом с ней кряхтит хозяин, меняя проколотое колесо.
Это Игорь Мартов. Присмотритесь, в его образе присутствует легкий элемент эпатажа, свойственный всем представителям рок-культуры, их же за версту видно, правда? Косуху черную, например, нормальный человек сейчас уже и не наденет…
А вот его жена Лена выглядит стильно. В темных очках и косынке «под 60-е» она сидит на пассажирском месте и с удовольствием пилит мужа, выбравшего неправильную дорогу. Нет бы, как все, поехать по Верхнему, где асфальт до Выборга – просто зашибись, не зависимо от времени года, так ему, видите ли, захотелось на залив глянуть, не видел он его никогда, Айвазовский недоделанный, так пускай теперь и корячится с запаской…
Эту матриархальную идиллию нарушает скрип тормозов, перед капотом игоревой «тойоты» останавливается серьезный джип. Оттуда, не торопясь, выходит довольно яркий персонаж, и, конечно же, это бизнесмен Боря Корчик.
Когда-то они с Мартовым сидели на одной парте средней школы № 518, бывшей гимназии на Большой Садовой, с тех пор прошло лет 30, но больше чем на месяц они ни разу не расставались. Сейчас он владеет продуктовой сетью «Робин-бобин», сделав брэндом старую школьную кликуху.
- Здорово, Ига!
- И вам, барин, не хворать!
- А пошел ты!
- Слушаемся, барин, нешто мы не понимаем…
Происходит классический диалог старых приятелей («ну, ты, блин, чё, а ты сам, блин, ваще! это я ваще? а ты и на ваще не похож!»), во время которого прекрасные половины делают вид, что их нет. То есть, каждая-то из них, конечно, есть, а вот другой как будто и не существует! Мужьям-приятелям они, кстати, подбрасывают приветливые улыбки, а друг друга в упор не замечают.
И вот так всегда, офигеваю я от них!
Игорь кивает на машину Корчика и спрашивает:
- Чегой-то Настёна сегодня пассажирит, новая тачка уже надоела?
- Так мы же с рынка местного, что нам туда на «Феррари» выезжать?
- А вы здесь уже безвылазно поселились?
- Уже вторую неделю без города… Кстати, ты слышал, что Юрка вернулся?
- Который?
- Лазер.
- Да иди ты!
- Вот те крест на пузе. Его Лысый вчера на ящике видел, интервью сделал, завтра в эфир пустит.
Лысый, это, между прочим, Костя Ласкин, известная в Питере, а теперь уже и в стране, телеперсона – режиссер и ведущий. Сейчас-то он и вправду лысый, но Ига и Бобин его так со школы зовут… Занятно, правда?
Наконец колесо встает на свое место, и друзья прощаются, договорившись на «выпить рюмоньку», конечно же, у Торопца. Кто такой Торопец? О-о, милые, народ должен знать своих героев! Вы, кстати, узнаете и очень даже скоро.
Джип мощно газует и скрывается за поворотом.
Игорь садится за руль и закуривает. Лена хмыкает:
- Ну и дружки у тебя! Между прочим, первым, кому Лазер должен был позвонить, это ты!

Э-эх, люди, люди!.. Ничего-то вы не помните, а ведь когда-то, в середине 80-х, питерская группа «Город» весь Союз на уши поставила…
Кто же не знал тогда эти имена – Игорь Мартов, Юра Лазаревич, Лёва Кошкин и Рафик Туманян! Вернее так: Ига, Лазер, Кот и Фантик! Как визжали девочки в залах по всей стране, какими способами сами пробирались в номера «горожан» после концертов…

За кадром звучит песня группы «Город» «Я Люблю Уезжать» (см. приложение).
В кадре – поезда, афиши, самолеты, концертные залы и беснующиеся толпы зрителей.
На этом фоне возникает ошеломленное лицо молодого Игоря Мартова в окружении таких же обалдевших от счастья коллег, пробирающихся сквозь строй орущих фанатов:
- Ребята, я ни фига не понимаю… Мы что – «Битлс»?!!

Да, тогда, в 80-х, они были как «Битлс». Слава, гастроли, телевизор… Только денег нормальных в СССР заработать было совершенно невозможно, и Юра Лазаревич, пару раз на волне «перестройки» съездив за границу, задумался по этому поводу первый. Кто-то напел ему в уши, что под его талант уже сам Голливуд упасть мечтает, Лазер поверил и… свалил.
«Город» остался без «франтмена», года полтора трепыхался, а потом рассыпался.
Причем, Ига Мартов – единственный, кто, не смотря ни на что, музыку не бросил, но о той славе, что была у «Города», мечтать, конечно же, не приходилось.
Машина Мартовых медленно трогается и скрывается за поворотом шоссе.
Сезон начинается!

У нас в Комарово есть несколько опорных, или знаковых, точек. Одна из них – магазинчик у станции.
Смотрите, вон, двери открываются, и совершенно разные люди бережно выносят из них предметы самой первой необходимости. Какие? А вот, приглядитесь: слесарь Чекин несет ноль-семь «портвешка», профессор физики Гринберг – пузырь «водоньки», писатель Кузьменко – трехзвездочную «конягу», а Люся, домработница Ладейных, уложила в рюкзак целых два «шампусика». Вон, бомбила Толян, как обычно, зацепил кубик «вискаря», подружки-пионервожатые Галя и Валя, хихикая, прячут в сумку бутылочку «сухонького», архитектор Забелло с женой посоветовались и решили, таки, взять «мозжевеловку» с горьким тоником… а вон, гастарбайтер Анвар прячет за пазухой «красненькое» для друзей. Аллах ведь далеко, авось не узнает…
Да и прочие комаровцы, как мы видим, не отказывают себе в удовольствии приобрести здесь «ромочку», «вермуть», «пуншака», «плодово-ягодное», ну, и, конечно же, – пиво. Кто «Балтику», кто «Золотую Бочку»… А эти, которые на джипах, вообще – «Будвайзер» или «Крушовицы».
Из этих же дверей направляется к своим форменным «жигулям» местная власть. Это старшина Буряк, зеленогорский гаишник, не к ночи будь помянут, тьфу-тьфу. Мы с ним наверняка встретимся здесь еще не один раз. А вот что он в сегодня в нашем магазине приобрел, следствием пока не установлено.
Ну и ладно.
А вот с полной сумкой выходит из магазинчика Игорь Мартов, интересно, что же у нас сегодня в репертуаре? А, ну конечно же, родная «ливизовская»!
Рядом с дверьми, провожая взглядом покупателей, беседуют двое еще прежних комаровцев, одного из которых привез сюда аж 401-й «Москвич», вот бронтозавр-то, а?
- Тьфу, глаза б мои не смотрели! Пьянь подзаборная, прости Господи, хоть и на иномарке ездит! Знаешь, что у него тут вчера творилось? Я до трех часов заснуть не мог! А еще музыкант называется…
- Да ладно тебе, Михалыч, тоже мне – трезвенник, понимаешь! Мой дедушка тут, между прочим, еще Илью Ефимыча застал, так говорил, у него здесь такое бывало! Вот как-то зимой, рассказывал, к нему ученицы из города приехали… О-о, я тебе скажу! Да и вообще, Михалыч, это ж Комарово!
Камера провожает машину Игоря, потом делает панораму, которая заканчивается не надоедающим пейзажем.

А между прочим, ничего особенного тут вчера не происходило.
Ну, приняла Ленка лишнего, ну скандалить начала среди ночи, как обычно… ну, всё грозила в город уехать, ведь с этим бессмысленным человеком под одной крышей жить больше нельзя, и как она, дура, маму не послушалась пятнадцать лет назад…
Игорь терпел-терпел, а потом как-то устал и… дал ей слегка в торец. Вот, собственно, и всё…
А утром пивка-то попили и помирились!

Вообще-то, наши Комарищи были не всегда. То есть, были-то они всегда, но только не для нас, и звались по-другому – Келломяки! А ближний Зеленогорск – вообще Териоки!
Русский художник Илья Ефимыч Репин еще до революции тут недалеко, в Куоккале, жил, она теперь так и называется – Репино. Чуковский, правда, ее Чукоккалой назвал, потому-то и думали мы в детстве, что никуда эта Чукоккала от нас не девалась, так же, как и Тотоша с Бибигошей, или как их там.
Но при ближайшем изучении новейшей истории выяснилось много интересного!
Герр Маннергейм после революции решил-таки отделиться от товарища Ульянова, а за ним и Келломяки с Куоккалой из состава Петроградской губернии в суверенную Финляндию эмигрировали.
В общем – заграница тут стала, со всеми вытекающими последствиями, включая серьезные военные укрепления.
В сороковом, усатый Тараканище, тот самый, которого здесь в Куоккале и придумали, решил свою малую родину вернуть. Ну и вернул, в общем, только народу положил немерено. Потом все еще страшнее закрутилось, и только после Войны особо отличившимся насекомым стали здесь участки выделять и дома строить.
Корней Иванович, кстати, сюда, почему-то, возвращаться не захотел и остался в своем подмосковном «Перделкине».
А многие с удовольствием поехали! И музыканты, и писатели, и ученые! Чего ж не поехать-то, ведь недалеко, комфортно, к тому же – экологически чисто, тогда ведь про дамбу даже и не думали…
А зимой какая тут красотища была! Вот, посмотрите: тот же самый пейзаж, с той же самой точки, но – зимой 57-го года. Редкие сосны, покрытый снегом пляж с дюнами, а на Финском заливе стоит гладкий ровный лед, лишь у самого берега кое-где торчат небольшие торосы.
Ярко и приветливо светит зимнее солнце, а по снежной тропинке, пыхтя, бежит трусцой не очень молодой добродушный человечек в унтах и драповом пальто с бобровым воротником. Такая форма, конечно, не соответствует почти нулевой температуре, но жена иначе просто не выпустила бы его из дома. Кто же это?
А-а, так это же знаменитый советский композитор Павел Васильевич Оленин, Заслуженный Работник Культуры и Герой Социалистического Труда! У него сегодня с утра было настроение заняться здоровьем, вот он и бежит! Что вы говорите? С бутылкой водки в кармане за здоровьем не бегают? Ну, уж не надо, не надо! Уважаемый человек, всё-таки! Кстати, именно здесь, под Ленинградом написал он свою знаменитую «Москву-реку», которую весь мир лучше нашего гимна знает…
Я, кстати, тоже. Особенно – слова.
Оленин действительно был талантлив.
Выросший в семье золотаря на Лиговке, Паша Оленин еще в детстве взял в руки баян и… ну, в общем, его все соседи слушать ходили, а кто-то однажды из консерватории профессора Людвига Рымпеля привел. Тот молодого парня приметил, приветил и дал рекомендации в Музыкальный Техникум, и не надо слушать сплетни, что это, мол, из-за дочки. Луиза-то за Пашу замуж выскочила уже потом, в начале 30-х, когда и папенька-то умер!

Павел Васильевич тем временем переходит со своей трусцы на шаг и сворачивает в сторону аллеи, на которой стоит знаменитый Дом Отдыха Ленинградского отделения ВТО. К зданию он подходит уже отдышавшись – степенно и солидно, но при этом, конечно же, абсолютно демократично.
Дежурная администраторша ему приветливо улыбается, а гардеробщик почтительно принимает пальто.
- Доброго здоровья, Пал Сич!
- Евграфыч, дорогой, осторожно с пальтишком, там у меня…
- Да уж вижу, Пал Сич, я аккуратненько. Может, в холодильничек?
- Да не стоит, лишнее. Я ненадолго… В бильярдной народу много?
- Пал Сич, ну для Вас-то завсегда столик найдется!
Гардеробщик оглядывается и с плотоядной улыбкой вполголоса продолжает:
- Пал Сич, на выходные в сто второй две молоденькие из Театра Музкомедии приехали! Сейчас, кстати, в бильярдной!
- Да ладно, ладно… сам разберусь! Из Музкомедии, значит?..

Дело в том, что, несмотря на обожание жены Люси (Луизы), Павел Васильевич уже давно повадился проводить время с поклонницами из контингента отдыхающих в пансионате ВТО. Туда он уже много лет ходит играть на бильярде и снимать молоденьких актрисок, польщенных вниманием всесоюзной знаменитости. К тому же, такой человек, как Оленин, может ведь и режиссеру словечко замолвить, правда?
В общем, ходок он у нас в свои пятьдесят три.
И если дневной «съём» проходит удачно, то Павел Васильевич возвращается в пансионат затемно и уже инкогнито.
Такой вот коленкор!
Хотя, какое, к черту, «инкогнито»! Дежурные в силу прекрасной подготовки все замечают, но прощают любимому композитору эти мелкие шалости, оттепель же у нас же!
В общем, все бы хорошо у Павла Васильевича, если бы не теща, восьмидесятилетняя Гертруда Людвиговна! Именно родство с композитором Олениным спасло ее от депортации во время войны, но неблагодарная «фрау стерва» с утра до вечера следит за ним, забыв об элементарных приличиях!
Чтобы все его вечерние эскапады проходили спокойно, за ужином он обычно подсыпает Люсе и Гертруде в чай немного люминала, ровно столько, чтобы они сладко заснули. Тогда он уходит, вроде бы как в кабинет, работать с нотами.
Потом через веранду, и – бегом в пансионат!

Вот, а мы с вами – снова в конце девяностых, в домике четы Мартовых.
Собственно, домик им не принадлежит. Это – одно из строений Зеленогорского Дачного Кооператива, которое семья Мартовых арендует уже много лет за совершенно смешные деньги, летом они живут там практически постоянно, но и зимой нередко приезжают!
Сейчас вечер, уже темно. На кровати в спальне верхнего этажа лежит и читает Лена.
Камера медленно вылетает в окно, опускается вниз по фасаду, и мы видим, что Игорь сидит в наушниках за неубранным столом, перед недопитой бутылкой. В трусах, с сигаретой во рту и зажмуренными глазами, он представляет собой весьма нелепое зрелище, но это его совершенно не заботит. Он курит, и, что-то наигрывает на родном «стратокастере». Звук в наушниках, в которых слышна гитара, жутко дребезжит, но Игорь давно уже научился отключаться от помех и слышать музыку такой, какая она есть.
Он НАШЕЛ.

Блюз Дождя рывками мечется по струнам, и рассыпается мелкими каплями по комнате. Затем дождь превращается в тропический ливень, вдалеке громыхают раскаты грома, но густо-фиолетовые облака на западе уже стали редеть. Последние тяжёлые капли фамильярно шлёпают по телесам жирные пальмовые листья, низко над океаном, громко крича, пролетает одинокая чайка… как вдруг звучит громкий звонок.

Игорь приходит в себя, берет трубку и оглядывается в сторону двери. Дальнейший разговор идет вполголоса.
- Да? А-а, ну, здравствуйте-здравствуйте, мадам… Мы же виделись сегодня! Ленка-то? Спит. Естественно. О-о, вы меня интригуете! Какой сюрприз-то?
Переброс фокуса и «отъезд», мы видим яркую даму с мобильником в руке, сидящую за рулем спортивного автомобиля на дороге недалеко от домика Игоря. По откровенной улыбке и некоторым деталям ее одежды нам понятно, что она приехала в расчете на «квики» с хозяином дома.
В кадре снова Игорь.
- Да-а, сюрпризики у тебя всегда были не хилые. Ну, я всё понял. Жди.
Последний план снят, как бы, «субъективной камерой», мы видим спину Игоря глазами Лены, его жены, спустившейся вниз на звук телефонного звонка. Игорь с улыбкой заканчивает разговор, встает и поворачивается.
- Кто звонил-то в такое время?
- Да… Яшка Рыбаков, из Репина.
- А что за сюрприз?
- Ну… долг мне возвращает. Я еще в апреле ему струны дал, а он мне сегодня «мартин» купил. Получается – с процентами.
- А-а… Ну ты спать-то идешь?
- Тут мне темка в голову пришла, я немножко поработаю. Ты ложись, а я пройдусь, воздухом подышу.
- Иди, иди. Дыши глубже.

В просвете между соснами – полная луна, под ней на воде залива яркая дорожка, красотища – с ума сойти можно!
На песке среди сосен стоит и слегка раскачивается яркий спортивный автомобиль с запотевшими стеклами, в салоне глухо рыдает саксофон.
Вместе с последними тактами коды автомобиль дрожит, а потом замирает.
Заднее стекло слегка опускается, из него появляется рука, выбрасывающая фантик от жвачки.
- …совершенно убойный саунд, правда? У нас так, между прочим, никто не может, и не сможет никогда, зуб даю!
Ига и его подруга Настя Корчик растянулись на опущенных сидениях. Он ей увлеченно говорит о каком-то новом музыкальном впечатлении, она откровенно скучает, и посматривает на часы.
Кстати, часы – единственное, что на ней сейчас надето.
Из открытого окна мы видим, что в лучах лунного света к машине, не спеша, приближается Лена с сигаретой в руке. Она останавливается у открытого окна, глубоко затягивается, прямо внутрь стряхивает пепел и невозмутимо спрашивает:
- Струны натягиваешь? Ну-ну.
Игорь моментально выскакивает из машины, приводя в порядок брюки, и пытается что-то сказать, но Лена, не обращая на него внимания, продолжает разговор с машиной:
- А тебя, крыса, если еще хоть раз около Игоряхи увижу…
Окончание фразы тонет в реве стартующего «Феррари», машина выруливает на пустынное шоссе и пытается уехать.
Внезапно в свете фар мы видим старшину Буряка со свистком и палкой в руке, который, выскочив на дорогу, останавливает машину с голой Настей.
Бетховен: «так судьба стучится в дверь».

После рекламной паузы мы с вами снова в середине 50-х.
Это пивной ларек, который еще недавно стоял на месте павильона рядом с магазинчиком.
Павел Васильевич Оленин наслаждается свободой и «вместе с народом» добавляет в подогретое пиво содержимое «мерзавчика». Один из его «друзей» уже клюет носом, а вот со вторым продолжается оживленная беседа:
- Васильич, дай я тебя поцелую! Ты – человек! Ты своим народом не брезгуешь, как бы высоко ни поднялся! А эти все…
Следует непристойный жест в сторону дач.
- Да ладно вам, Петенька, мы же советские люди… Тут другое обидно… она просто не понимает, что творческий человек не может жить под надзором! Это ж просто аракчеевщина какая-то! И, к тому же, знаете, как ее зовут?
- Да знаю я, знаю…
- Мне ж в прошлом году еще одну «гертруду» дали, понимаете? А в этом – еще и «засраку»!
- Вот тут я тебя, чё-то, не понял, Васильич. Кто это посмел тебе под сраку дать?
- Да нет, Петенька, «засраку», это не то, что вы подумали. У нас в творческом цеху так именуется звание «Заслуженный Работник Культуры»! А «гертруда»…вот, смотрите, она у меня даже с собой!
Оленин расстегивает пальто и показывает Петеньке медаль Героя Социалистического Труда.
Тот ахает и не к месту крестится.
Мимо магазина проходят двое местных жителей, один из которых осуждающе произносит почти слово в слово текст из прошлого эпизода:
- А еще – композитор, культурный человек! Пьянь подзаборная, и все! Ты знаешь, чего тут его собутыльники вытворяют? Тьфу, глаза б мои не смотрели!

Ну и ладно, а мы снова в конце 90-х, на даче у Вити Торопца, как и было обещано. Сейчас вы увидите главных героев нашего сериала, причем всех сразу.
Камера медленно совершает сложную спиральную панораму, опускаясь от верхушек сосен на фоне заката, а в конце плана влетает прямо на веранду.
Сегодня здесь снова гости, причем выдумывать повод не пришлось, все собрались посмотреть на «блудного сына», Юру Лазаревича, то есть, знаменитого Лазера, который именно здесь, под влиянием Иги Мартова, впервые взял в руки гитару, причем было это лет двадцать пять назад…
Среди пары десятков гостей мы видим Настю и Борю Корчиков, которые, как ни странно, представляют собой счастливую супружескую пару.
Здесь и журналист Гриша Лунин с женой Лерой, дочерью вице-губернатора Козлова. Младшая дочка уже подросла и Лера снова ходит с Гришей на вечеринки.
Чему-то весело смеется детская любовь Гриши, Лада Калашникова, у которой с личной жизнью так и не сложилось, только вот сын Мотя радует.
На веранде стоит и курит погруженный в себя археолог Женя Новиков. Он тоже давно один, но к этому все привыкли – не может в наше время серьезный ученый содержать достойную себя женщину, а нищенствовать сподручнее одному…
Как это у Киплинга: «Куда б ни стремился ты – в ад, или в рай, останься один и быстрее шагай!»
А вот скрипит тормозами «лендровер» известной медиаперсоны Кости Ласкина. Все громко смеются, потому что он, как всегда, приехал на машине, а ведь до его дома – от силы метров триста.
Привычно суетятся кулинары – Нат и Вилли (актер Толя Глушков и фотограф Равиль Мусин). Один занял все столы на кухне, а другой развел костёр на прямо поляне под верандой. У них, как всегда – гастрономическое состязание, и сегодня это «дуэль на форелях»: Толя выпендривается, делая какой-то особый соус из креветок и красной икры, а Равиль просто запекает рыбу в фольге с укропом и лимоном (см. приложение).
Кондиции этой дружеской дуэли сложились много лет назад и давно уже не меняются: на веранде Торопца стоят две именные свинки-копилки, - авторская работа Лады Калашниковой! – и после дегустации все желающие кладут в них денежку, – в зависимости от восхищения талантом повара. После ухода последнего гостя копилки вскрываются, взносы подсчитываются, и… победитель получает всё.
А проигравший, выходит, кормит всю эту кодлу за свой счет!
За роялем царит всеобщий любимец Шурик Гарцман. Пока он не слишком пьян, любому присутствующему достаточно произнести одну строчку из какой-нибудь песни, и Шурик моментально начинает её играть – будь она хоть из старого советского, хоть из современного западного репертуара.
Образование у Шурика, кстати, невелико: три класса музыкальной школы, ну а с талантом своим он обходится совсем уж не бережно… Живет, в общем.
А вот и хозяин, Витенька Торопец!
В дорогом парчовом халате, в феске, с длинной трубкой и рюмкой коньяка в руках он сидит в кресле-качалке и показывает пальцем на Юру Лазаревича:
- Люди, да он просто с ума сошел! Какой, на фиг, пансионат! Ты, милый, на этой даче сколько раз бывал-то, сколько водоньки выпил-то? Сколько девок употребил-то, а? Как тебе не стыдно! Так что, живи здесь, сколько влезет, и не звезди!
В общем, идет традиционно веселая пьянка. Когда приходят Мартовы, все громко свистят и аплодируют, сопровождая первую за десять лет встречу Иги с Лазером, а Лена… вы будете смеяться, но она, как ни в чём не бывало, с милой улыбкой целует Настю Корчик!
Та ей, приветливо хлопая глазами, отвечает…
Тьфу, не поймешь, блин, эту богему!
Очень своевременно поспевают форельки в обоих исполнениях. Гости, не отрываясь от общения, предаются гастрономическим радостям, а Равиль и Толя ревниво следят за тем, чтобы, не дай Бог, чего не упустили.
Тосты, байки.
Юра Лазаревич лепит из себя заправского американца. Он сидит в любимом с детства кресле, нога вывернута на коленке другой, демонстрируя подошву фирменного ботинка, челюсти усердно месят «шугар-фри-чуин-гам», а в речи к месту и не к месту сквозят «окей», «итс грейт, гайз» и прочие дежурные американизмы. Он чрезвычайно увлекся уже подзабытой ролью звезды и не замечает, что старые друзья тихо посмеиваются над его позерством.
- Лазя, ты б рассказал, как там живешь-то, а?
- Оу, у меня всё – эбсо-факинг-лютли грейт! Полный порядок, гайз. Взял моргидж на свой дом в хорошем комьюнити в Нью-Джёзи, двадцать майлов от Манхаттана … В общем – окей. Работаю в одной фирме, консалтинг по бизнесу с Россией. А рок-музыка… это всё утопия, гайз, с нашим совковым бэкграундом мы там никому не нужны, причем, независимо от класса. Кроме англосаксов, в музыке масть держат латины и черные. Я для фана иногда поигрываю в одном клубе, там меня как-то Эл ди Меола услышал, обещал промоушн, но – без толку. Вот, смотрите, мы тут с ним вместе пикчер взяли …
Параллельно с рассказом Лазера возникает видеоряд его жизни в Америке, с рассказом почти ни в чем не совпадающий.
Мы видим Юру, моющего посуду на кухне итальянского ресторана. Узнав сидящего за одним из столиков ди Меолу с компанией, он выходит в зал и просит с ним сфотографироваться. Тот с улыбкой соглашается. В дверях кухни видно лицо старшего повара, Юра бежит обратно, видит кастрюлю со странной жижей, нюхает и уверенно выливает ее в помойку. Тут появляется хозяин, выпучивает глаза и орет, обильно жестикулируя. Мы понимаем, что Юра только что вылил суп, который нужно подавать как раз за стол ди Меолы.

Рассказ окончен, и гости принимаются его обсуждать, а Юра с Игорем выходят покурить на крыльцо.
- Ну, Ига, а как твои дела музыкальные?
- Ничего. Работаю с Лейлой. Раскрутка нормальная, у нее папец на трубе сидит.
- То есть?
- А-а, забыл, ты ж у нас американец… «На трубе сидит» значит – в углеводородном бизнесе тяжким трудом себе на пропитание добывает. В общем, мне бабки из этой же трубы капают. Чего не звонил-то?
- Н-ну, не знаю… думал, ты на меня зуб держишь и разговаривать не захочешь. Я ж понимаю, что тогда… ну… в общем, «дал Тома Джонса».
- Да брось ты, Лазер, столько лет, всё-таки…
- А как ребята?
Игорь молчит, потом со вздохом выдавливает:
- Не знаю. Я их лет восемь не видел. Они ж на меня напряглись, когда я команду закрыл… Из музыки, по-моему, ушли. А ты надолго к нам?
- А хрен его знает, Ига. Еще не понял, как масть ляжет. Пару месяцев у меня там по всякому работы нет. Ну, пошли, квакнем?

Когда они заходят в зал, Шурик Гарцман резко начинает играть «Однажды на Даче», один из главных хитов группы «Город» (см. приложение).
Все шумно хлопают и хором подпевают, Витя Торопец старательно изображает дирижера, а Игорь и Юра молча смотрят друг на друга.
После песни возникает некоторая пауза, которую нарушает отдышавшийся хозяин дома:
- Лазя, может, возьмешь гитару в руки, споешь чего-нибудь, а? Или ты там за десять лет никаких «нетленок» не наваял?
Юра пожимает плечами и немного напряженно принимает гитару из рук Торопца.
- Да я – чего, так, «автор-исполнитель»… За музыкальный ряд-то у нас Ига отвечал…
Торопец продолжает подначивать:
- Да ладно, ладно! Как Леннон и Маккартни работали мы теперь тоже знаем!
- Ну, хорошо… Это так, возрастная зарисовочка…без претензий…

Лазер начинает песню «Стекло и Время» (см. приложение).
Во время второго припева Игорь Мартов неожиданно подходит к роялю, буквально отталкивает от него Шурика и начинает подыгрывать Лазаревичу. Незаметно выстраивается новый ритм, и музыкально довольно бледная «бардовская» песня приобретает черты яркого «жестокого танго».
Инструментальный проигрыш они уже сознательно импровизируют вместе.
После того, как песня заканчивается, все присутствующие не аплодируют, а молча смотрят на двух старых друзей, которые, которые, как выяснилось, за десять лет не перестали чувствовать друг друга.
Прервав долгую паузу. Мартов хмыкает, и в тишине произносит:
- Ладно, уговорили. Можно попробовать.
Лазаревич притворно возмущается:
- Это я тебя уговаривал? Ну, окей, окей, - и повернувшись ко всем гостям, продолжает, - Только, люди, пока – никому ни звука!
Витя Торопец крякает и удовлетворенно резюмирует:
- Йес-с!!!
Эта точка сюжета просто идеально подходит для рекламной паузы.

А нам опять пора в прошлое, в дом композитора Оленина.
Он сидит за роялем, играет веселую бравурную музыку, и ерзает на стуле. Мы думаем, что это вдохновение, но…
Павел Васильевич раздраженно грохает крышкой рояля и, поморщившись, идет в ванную.
Там он встает перед раковиной, вертит в руках пузырек на котором написано «Серно-ртутная мазь. Наружное», нюхает, сердито бросает ее в ведро и c решительным выражением на лице начинает мазать кисточкой и брить себе пространство ниже пояса.
Дверь ванной раскрывается, заходит Гертруда Людвиговна.
Крупно ее глаза.

А во времени, гораздо более близком к нам, Ига и Лазер выходят из автомобиля на какой-то заброшенной улице среди гаражей и складов. Юра смотрит в бумажку.
- А хрен его знает! Она мне просто сказала, что Рафик на работе, Складская, 28, офис 324-г. Эй, друг, где тут может быть офис 324-г?
Мужичонка неопределенной степени трезвости машет рукой куда-то за гаражи.

Контейнер, на котором крупно выведено белой краской: «324-г». В контейнере стол, за которым сидит и что-то печатает Рафик Туманян. На дальней стене мы видим плакат группы «Город», на котором он, только молодой, сидит за барабанами.
В дверном проеме на фоне яркого дневного света появляются две фигуры.
- Вы от Пешкина? Сейчас, сделаем. Накладные с собой?
С яркого света Юра и Игорь заходят внутрь, Рафик их узнает.
- Ига? Лазер? Вах… Мужики, этого просто не может быть! Просто – десять лет, как не было!
Мартов поворачивается к Лазаревичу, дальнейший диалог они ведут, как бы не замечая хозяина помещения:
- Слушай, а хорошее название для программы: «Десять лет как не было!»
- Да, довольно коммерческое!
- Как думаешь, он всё забыл, или не всё?
- Боюсь, что всё.
- Месяца на репетиции хватит?
- Да не знаю…В крайнем случае – сессионных музыкантов возьмем. А эти просто так постоят, рты пооткрывают…
- А может, вообще без них обойдемся?
- Ну… можно конечно…
Рафик переводит взгляд с одного на другого, а потом вдруг ревёт:
- Да вы что! Какой – «забыл»! Какой – «рты пооткрывают»! Я, между прочим, каждое воскресенье здесь занимаюсь, вон барабасы в углу стоят! Да вы, вы…
Лазаревич и Мартов удовлетворенно переглядываются:
- Помнишь клёвый старый фильм «Братья Блюз», а?
- Ну?
- По-моему, то, что у нас сейчас происходит – прямая из него цитата!
В паузе звучит незнакомый мужской голос:
- Извините, я от Пешкина. Резину вы мне прямо здесь отгрузите?
В кадре крупно лицо Рафика. За несколько секунд оно меняется из просветленно-счастливого в разъяренное:
- Я тебе сейчас такое отгружу!!! Пошел ты отсюда со своим Пешкиным! Закрыта, закрыта контора, насовсем закрыта!
Мужчина испуганно убегает, вдогонку ему летят скомканные бумаги.

В кадре табличка:

МВД РФ
УВД Петроградского района
г. Санкт-Петербурга
Часы работы:
Вторник – 9.00. – 20.00.
Среда-пятница – 9.00. – 18.00.
Суббота – 9.00. – 15.00.
Воскресенье и понедельник – выходные дни

Медленный отъезд, дверь отделения открывается, из нее выходят Игорь, Юра, Рафик, а вместе с ними – четвертый. Это басист «Города» Кот, то есть, Лёва Кошкин.
Он рассматривает разбитые очки и, распихивая по карманам возвращенные мелочи, жалуется:
- Представляете, они меня забрали прямо с газона около Домика Петра, я там просто лежал, отдыхал и… ну, ей Богу, никого не трогал! Забрали, отвезли, а начальник отделения нашим фанатом оказался, смотрит на меня, сигарету роняет и говорит: «Ё-моё, так это ж, Кот!» В общем, узнал он меня, шмон навел, и там же в отделении они поляну накрыли! Ну, сидят они там все, добрые такие, смотрят на меня и просят тост сказать. Я сижу и думаю: гусар я, или не гусар? Стакан взял, встал и говорю: «А за что ж вы меня, суки, взяли-то, а? Сами тут сидите, квасите весь день за милую душу, а простых людей за это же забираете!» Ну, они тут обиделись и обратно в «обезьянник» меня кинули, очки, вот, разбили… А тут вы! Ох, ребята…
- Да ладно, гусар… Ты уровень совсем потерял или не совсем?
- Обижаешь, Ига. Я же частными уроками зарабатываю! Половина басистов Питера – мои ученики! А вы, что… неужто решили?... Ой, мы им такого гвоздя дадим!
Четыре фигуры удаляются от камеры, убеждая друг-друга и темпераментно размахивая руками…

А мы опять в Комарово. Камера панорамирует пляж на Долгом озере… Июньские дачные будни в самом разгаре.
На домашней подстилке лежит и загорает довольно неожиданная пара, это Лена Мартова и Настя Корчик. Они потягивают пиво, лениво перебрасываясь словами.
В разговоре, естественно, проскакивают традиционные бабские «подколы» по поводу фигуры, косметики, манеры одеваться, но никакие конкретные моменты их отношений не упоминаются. На них жесткое табу, иначе может рассыпаться вся дачная компания.
Не поймешь их, ей-Богу…
- Слушай, Настёна, ты от морщин какой крем мажешь?
- Я? Никакой не мажу, мне не нужно.
- Ой, да ладно тебе. Ты это мужикам рассказывай, а я-то знаю, сколько тебе лет. Борька, кстати, в курсе?
- Слушай, подруга, это наши дела. Уж тебя-то я помоложе буду.
- Ну, да, на пять лет. И дай тебе Бог в мои тридцать семь так выглядеть.
- В сорок, Лена, в сорок. Я тоже не дура и считать умею.
- А ты к нам в девяносто третьем появилась, да?
- Да. Я только на работу вышла, как Бобин к моему шефу на прием пришел…
- «И всё заверте-е…»
- Ну да. А на первые же выходные он меня к Торопчику привез. А в августе мы поженились.
- М-м… С кем ты Мишку-то оставила?
- С нянькой. С «бонной», блин. Зря, что ли, у меня муж бизнесмен?
- А-а… Ну-ну.
Во время этого диалога камера уходит с лежащей парочки и делает панораму по всему пляжу, медленно возвращаясь на закрытые глаза Лены Мартовой, к этому моменту она прерывает паузу и лениво задает следующий вопрос:
- Слушай, а сколько народу вообще у вас работает?
Ответа нет.
Через несколько секунд Лена приподнимается, смотрит на подругу, и мы видим, что с Настей происходит что-то странное: лицо у нее багровеет, она замирает, у нее начинаются судороги, а изо рта идет пена.
Все это настолько неожиданно, некрасиво и страшно, что Лена в ужасе вскакивает на ноги. Окружающие тоже видят это превращение, вокруг них образуется пустое пространство: люди просто разбегаются в стороны.
Лена сначала тоже не понимает, что случилось, а потом вспоминает, что когда-то видела нечто подобное. Она сначала бьет Настю по щекам, а потом хватает пивную открывалку и разжимает ей зубы, крича недалеко убежавшим соседям по пляжу:
- Идиоты, салфетку, салфетку дайте! Или тряпку чистую! Это эпилепсия, ей надо язык вытащить, а то задохнется! А ну, прекратить панику! Эй, мужик, держи ей ноги! Держи, я сказала! Это от солнца у нее!.. Или от блядства!..
Общими усилиями с припадком справляются. В следующем кадре Лена грузит Настю в ее собственную машину, сама садится за руль и на огромной скорости мчится в город.

В кустах на Верхнем шоссе притаился вездесущий старшина Буряк с радаром.
При виде приближающейся на огромной скорости «Феррари» он выскакивает на дорогу, размахивает палкой и свистит.
Из пролетающей машины слышится женский голос:
- А пошел ты!...
Буряк недоумевая смотрит на удаляющуюся машину, потом на свою палку, потом снова на шоссе и удивленно произносит:
- Н-не по-онял?!.

Позже вечером Бобин, обнимая ослабевшую жену, выводит ее из больницы. Рядом идет Лена.
- Ленк, спасибо тебе, огромное, ты все правильно сделала, с меня поляна. Это с ней бывает, мы молчали, чтоб вас не распугать… и ты, пожалуйста, тоже никому не говори, ладно?
- Ага, а потом твоя дура опять загибаться начнет, и никто ничего сделать не сможет, да?
- Лен, ну, все-таки, а? Всё, что ты на пляже забыла, я найду, а если не найду – куплю, ты не думай!
- Ладно, ладно…
Корчик довозит ее до дома, она выходит из машины, закуривает и бурчит себе под нос:
- Ну, это ж надо, а?.. Тут бы – р-раз – и никаких проблем, а я… тимуровка долбаная!
Поднимается на крыльцо и заходит в дом.

А на питерской базе группы Мартова идет репетиция «Города».
Сегодня решили не вспоминать старые вещи, а, прямо как в молодости, немного поимпровизировать – авось чего нарулится!
…Бас и ударные держат структуру, гитара собирает гармонию, а фортепьяно ведет тему странного марша…
Наше внимание фокусируется на Игоре.
Крупно его лицо и руки на клавишах.

Медленно и органично план переходит в воображаемое пространство: на каком-то флагштоке развевается красно-белый штандарт с двумя голубыми полукругами. Под этим знаменем марширует огромное кукольное войско, все солдаты как один припадают на левую ногу, и мы соображаем, что марш идет на три четверти. Тогда в гуще толпы возникает дощатый помост, на котором кружится грязная оборванная старуха. Изо рта у неё торчат три зуба, она смеется, ухая и повизгивая, на этот смех из-за горизонта прилетает филин-альбинос и кружится над помостом, вокруг которого стоят хромые солдаты. Раздается пушечный выстрел, у филина из головы идет кровь, он падает на помост, превращается в палача, подхватывает колдунью и заходится в танце вместе с ней, так же ухая и повизгивая.

- Ты чего? Что с тобой?
Игорь вдруг обнаруживает, что играет он один, а все ребята со странными лицами смотрят н