Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

22 November 2009

Интервью Инсайдера. "Маргулис - пофигулис"

Тут кто-то хотел покричать и позвать Маргулиса. Ну вот, я покричал и позвал. Но интервью это я брал у него давно, года три назад для программы "Музыкальная история". Оно получилось веселым и ненапряжным, мы никуда не торопились и поговорили практически обо всем. К сегодняшнему времени оно, как ни странно, не состарилось. Женя сказал, что он даже готов на вопросы ответить, если их будет не много. Оставляйте их пока здесь, коментариями к посту, а я с ним свяжусь. Итак -

- Жека, я начну эдак нестандартно: вот чего ты делал в музыке до «Машины Времени»?
- До «Машины Времени» в музыке я не делал практически ничего. Я был талантливым самоучкой, играл в дворовых вокально-инструментальных ансамблях. Значит, один, я помню, назывался «Рифы». Это был вок.-инстр. ансамбль ко.., кобвс.., ко.., Коптевского Дома Культуры, вот, и я там играл на барабанах. Меня за бездарность прогнали и я после этого стал играть на гитаре
-Ты жил в Коптево?
Я на Войковской в тот момент жил. Я жил у своей бабульки. И как раз рядом с домом находился этот клуб куда я с дуру и пришел о 17, не, о 16 годах. Ну вот. И познакомился с дворовыми хулиганами, которые осваивали в тот момент гитары со звукоснимателями за 7.50. И гитары стоили 7.50, и звукосниматели. И включались они в какие-то чудовищные усилители. И мне было предложено играть на барабанах. Я перетащил оттуда тройник. Вот дома попробовал поиграть, бабка была очень недовольна вместе с соседями. В принципе, она и обрубила мою карьеру успешного барабанщика. Но потом я стал гитаристом.
- Именно гитаристом? А когда бас-гитаристом?
- А бас-гитаристом я стал в 1976-м году, когда, в 75-м году, когда шайтан меня свел с Андрюшей Макаревичем и Сережей Кавагоэ. У них было свободное место бас-гитариста. Ну вот. И меня заставили играть на бас-гитаре, потому что наверное, как персона, я им понравился. Вот. Ну и они обучили меня все то, что я играл на 6-ти струнах играть на 4-х струнах и взяли в свою компанию. Вот так я стал бас-гитаристом, известным на всю Москву.
- На записях «Машины того времени» звучат клавиши, а в составе той, старой, всего три человека. Кто играл на клавишах?
- Ты знаешь, на клавишах играл либо Игорек Саульский, либо Сережка Кавагоэ, клал свои короткие японские пальцы на некоторое количество аккордов. Я помню, был чудовищный инструмент под названием «Крумар», в котором звучали скрипки омерзительные и омерзительное пианино. И Сережка, так как у него все-таки было какое-то начальное музыкальное образование, и он умел играть на фортепиано гаммы, то ему доверяли иногда класть на запись некоторые клавишные партии. Получалось отвратительно, как в анекдоте. Помнишь? (см. приложение)
- Скажи, а вот тот первый распад «Машины времени» 78-го года, как это все происходило? Из-за запретов играть профессионально?
- Ты знаешь, нет, запрещения, по-моему, никакого не было, просто разбежались и разбежались. Время было такое, достаточно смешное, все тянули одеяло на себя, были молодые, наглые. Вот. И каждому хотелось. занять место либо Пола Маккартни, либо Джона Леннона. Но мордами не вышли в тот момент. Ну, развалилась и развалилась. Мы с тогда с братом Андрея, Лёшкой, сделали «Воскресение». А потом меня пригласили в «Аракс». И я убежал из «Воскресения», потому что там мне стало значительно интереснее, чем шататься на сейшены в пределах Москвы и Московской области, где публика перетекала из одного места в другое. Знаешь, ты играешь концерт сначала в Москве на каком-то клубе, а потом выезжаешь куда-нибудь, в какое-нибудь Фрязино или Фрязево и те же рожи на концерте, только более пьяные, потому что слишком долгий маршрут электричкой и электричку надо все-таки брать как-то весело… Вот. И мне надоело, мне захотелось просто посмотреть весь мир, которые ограничивался у нас границами СССР, что я тогда с успехом и сделал.
- В то время были у тебя кумиры в области игры на бас-гитаре?
- Ну, да, некоторые до сих пор. Сначала у меня был кумир Пол Маккартни, потому что он прекрасный басист и Макар с Кавой меня натаскивали именно по маккартнинской игре, т. е. мне приходилось переслушивать битлов, которые к тому моменту в принципе уже давным-давно развалились и появились герои-то покруче: Лед Зеппелин, там, и прочее, и прочее. Вот. Потом у меня появился кумир по имени Жако Пасториус, это – с ума сойти…
- А подробнее? По подходу к ведению партии, у тебя на эту тему какие остались ощущения и впечатления?
- Ты знаешь что, ощущения были самые дикие, потому что на бас-гитаре так не играл никто и не играет до сих пор. Пьедестал свободен. Появляются какие-то люди, которые, ну, приближаются, но достичь этих вершин не могут, тем более что карьера Пасториуса, накрылась в 36 лет всего лишь. Вот. Но, как басист, он просто перевернул музыку. Т. е. если раньше бас был такой аккомпанирующий, бум-бум-бум, хлеб-соль, как в анекдоте, (см. приложение) дын, дын, дын, дын, то тут просто это отдельная линия, это мелодика, это использование каких-то эффектов. Потом что, что меня подкупало в игре Жаки Пасториуса, он первый, пожалуй, стал играть на безладовом басе. Причем безладовый бас делал своими руками. Он вырвал лады, вот, залил какой-то там эпоксид, по-моему, даже дырок не заливал и вот играл на этой бас-гитаре. Стал использовать кучу каких-то эффектов: и ревербератор, и черт-те что… Вот все что выходило, самое свежее было всегда у него в басу. И пластинка 76-го года «Weather Report» меня просто смела, когда я услышал и понял, что это играет бас-гитара… Мне захотелось заниматься и играть так, чтобы все треснули вокруг. Но, к сожалению, музыка «Машины времени» не позволяла развернуться.
- Когда ты начал писать песни?
- Первые начал писать в «Машине времени», т. е. первые какие-то экзерсисы музыкальные. Т. е. слова я писал достаточно редко, потому что, ну, был Макар всегда по правую и по левую сторону, который приносил, там, творения, вот, и я считал, что слова нормальные. И поэтому я, я писал только музыку. И вот, скажем, первая, первое мое проявление как композитора это двух песен (неразб.) и «Телега», которая про (неразб.) прости господи. Вот. Ну а дальше уже больше, в «Воскресении» что-то я начал писать. Ну а развернулся по-настоящему, когда стал играть один.
- А Макаревич, когда вдруг в команде появилась не его музыка, как он к этому отнесся?
- Ты знаешь, ну по поводу не его музыки он всегда относился нормально. Вот не его тексты, по-моему, всегда его «жабили». Я к тому моменту по-поводу слов не возражал. Ты знаешь, ну, в принципе, это осталось и до сих пор во мне. Вот, скажем, слушая какую-то зарубежную команду, я голос и слова воспринимаю только как мелодическую линию на самом-то деле. И, что ценнее – музыка или слова, я этого не понимаю. Вот есть произведение, либо оно цапает, либо не цапает. Т. е. я так заточен. Мы не понимали «Битлз», но нам нравилось. Мы не понимали «Ролинг стоунз», но нам тоже нравилось, и Лед Зеппелин, вот… Это сейчас, когда стал понимать английскую речь, ты понимаешь, что пели они конечно редкостную чушь.
- Вот тебя пригласили в «Аракс». И ты же из некоего свободного мира попал в мир, где нужно петь про Ленина, партию и комсомол, и т. п…
- Ты знаешь, в отличие от «Машины времени» про Ленина, партию и комсомол я не пел. Т. е. «Аракс», он занимал какую-то свою странную такую рок-н-рольную дипеплскую нишу, вот. Пели они чушь, я вот с этим согласен. Но там партийно-правительственных песен не было. Не было вот этой обязательной программы, естественно и Пахмутовой. Вот «Машина-то» по этому прошлась, так же как и «Воскресение» по этому прошлось. А меня бог миловал. Я не замазан исполнением искрометных произведений.
- Но ведь «Аракс» тогда в «Ленкоме» работал…
- Ну, когда концертная деятельность в ансамбле «Воскресение» стала сходить к нулю, это было лето 79 года, меня позвали в «Аракс». Беликова хотели выгонять, прости, Сереж, это было. Вот. И пытались меня затащить на его место. Вот я, честно говоря, боялся, потому что, скажем, это, ну, совершенно другая история, вот для меня это уже работа профессионального музыканта. Тут я, голимая самодеятельность, хочу играю, хочу не играю. А там уже какая-то трудовая книжка в которой написано артист, там, «Битлз-Ролинг стоунз» и все такое прочее. Вот. Я как-то отнекивался, отнекивался, потом перед югом мы счастливо разбежались, я имею в виду Воскресение». Лешка Романов не захотел больше играть с Лешкой Макаревичем, Никольский не захотел играть вообще вместе с ними. Ну вот. И тут попалось вот это приглашение, как нельзя кстати. Я пошел в театр вводиться в программу. Вот в театре я проработал ровно 13 дней, которые меня потрясли как 10 дней - мир. Я увидел театр со стороны, мне это безумно не понравилось, потому что я был молодой, красивый, ретивый и как-то думал совершенно по другому. Вот. И потом ансамбль «Аракс» свалил в Московскую областную филармонию мы 2 года покатались очень обильно по нашей стране. Причем мы играли дикое количество концертов для того чтобы заработать денег. Я помню что рекорд концертной деятельности был за 4 дня 21 концерт, по 5-6 в день. Вот, знаешь, такая странная история, ты сидишь уже очумевший от всего на полу в гримерной, приходит какой-нибудь поклонник-идиот, знаешь, с такими очками, и говорит: «Слушай, чего-то вот был на вашем концерте, чего-то не очень». Я говорю: «Да пошел ты». И все, единственное что я мог сказать. Вот. Время было чудовищное, конечно. И чудовищное потому, что мы приезжали в какой-то город там дней на 10 и по 2, по 3 концерта в день.
- Кто тогда вел «Аракс», кто был звездой «Аракса»?
- Ты знаешь, звездой «Аракса» был «Аракс» на самом-то деле, хотя все ассоциировали это с Ю. М. Антоновым, потому что вышла пластинка «Аракса» Антонов, все думали, что солист «Аракса», как раз, Юрий Михайлович. Вот. Но к счастью этого не было, поэтому мы играли и пели с вокалистом Толей Алешиным. Вот. Потом нас запретили за развязное поведение на сцене. И ты знаешь, мне повезло, мне повезло в том смысле, что пласт некоторой культуры прошел мимо меня. Вот недавно мы сидели в гостях у моего приятеля, что-то как-то так выпивали и приятель молодой, ему 35 лет. И он мне говорит, что вот, я хочу пойти на концерт «Миража». Я сначала не понял, я думал либо в клуб «Мираж», либо куда-то еще. Я его переспросил: «Куда ты идешь?» А он говорит: «На «Мираж». Я говори: «Опаньки, ну-ка спой мне что, что у них популярное». Он говорит: «Мало того, я тебе даже пластиночки сейчас поставлю». Я понял, что я не знаю ни одной песни, кроме «Музыка нас связала», вообще ни одной. Он мне говорит: «Как ты не знаешь, это же музыка дискотек, вот наша. Мы там 17-летние». Бог миловал. Это я веду к тому, что искрометного творчества «Веселых ребят», «Самоцветов» я тоже не особо знаю. Хотя вот, Алешина я видел в «Веселых ребятах», но буквально пару раз, пару раз. Ну обычный вокально-инструментальный ансамбль, 200 человек на сцене поют чушь всякую. И вот. А в основном уже близко я с ним познакомился в «Араксе». Он здорово пел в то время, я не знаю как сейчас он поет, в стиле Вандера, вот с такими, с негритянскими опеваниями как-то у него очень получалось. И неплохо пел «Дип Пепл». И потом мы вместе поработали. Но «Аракс» в ту пору, разворачивал в сторону таких русских «Дипепл». Получалось, получалось. Играли, я помню, мы лихо, тем более что у нас была какая-то громкогласая аппаратура, мы делали взрывы всевозможные. Наши рабочие мешали магний с марганцовкой каждый раз требуя за это дополнительных денег. Очень смешно было в Ташкенте. Мы поехали на концерт, и когда рванули вот эти пушки, народ тут же поднялся и побежал к выходу, подумал что землетрясение, было страшно. Там, раз, два, три, четыре, бабах, и все, весь этот дворец спорта поднимается и срывается.
- А давай «Дип Пепл» вспомним.
- Ты знаешь, ну, «Дипепл» они поражали тем, что, там было несколько компонентов, которые удивляли. Во-первых, барабанщик, играющий по другому, бас-гитарист играющий по другому, гитарист, играющий совершенно не так как мы себе представляли, и вокалист, которые пел визгливым голосом. Мало того, он еще пел «Джизус Крайст Суперстар». Т. е. все звезды в одном флаконе. И они, конечно, поразили. Вот в принципе мне «Дипепл» не нравится. Мне нравится Лед Зеппелин вот тех времен, потому что и музыка мне ближе, и как бы замешано все на блюзе. А тут все-таки «Дип Пепл» — голимая попса, прости господи, опять же. Голимая попса, и они как-то так ворвались, и все гитаристы, все бас-гитаристы, все барабанщики, все клавишники хотели играть именно как «Дипепл». И поэтому я помню, что лет 5, вот каждая появляющаяся команда считала своим долгом играть «Смок он зэ Уотер» и прочее, и прочее.
- Кстати, если ты был в зарубежных странах, то во всех музыкальных гитарных магазинах висит надпись не играть «Смок он зэ Уотер»
- И «Лестницу в небо», да.
- Но давай тогда про Лед Зеппелин еще чуть-чуть поговорим. … Как появился у них гитарный фанк, это что тоже их составная часть из блюза вышедшая?
- Ты знаешь, ну если честно тебе сказать, Лед Зеппелин замешан на блюзе, причем на таком, на махровом, хорошем блюзе. И я будучи в Америке попросил, вообще дайте мне послушать старую музыку, откуда, чтобы посмотреть откуда ноги растут. Они мне показали ирландскую музыку, шотландскую музыку где-то до середины 60-х. Там тебе Лед Зеппелин, тебе и «Роллинг стоунз», и блюз, и эти дикие аккорды, и перестроенные гитары. И вот именно то голосоведение, которое вот раскрутили Лед Зеппелин. Это блюз чистой воды, но такой тяжелый, взрослый был. Т. е. оттуда растут все ноги и у рок-н-рола, и у фанка, и у альтернативы какой-то, вот все равно блюзовое звучание остается так или иначе. Опять же взять если того же Роберта Джонсона, который записал за свою жизнь всего двадцать шее.., двадцать девять песен в 36-м году, вот там все есть, все есть, то что стало звучать сейчас. Меняется, только звук инструмента. И я многое переслушал из нового, что появилось, т. е. мне безумно интересно, там залезешь куда-нибудь в какой-нибудь хит-парад, посмотришь лучшую двадцатку, там, месяца, и уже начинаешь дергать, смотреть команды. Понятно, так, эта похожа на то, эта похожа на это, это я слышал, звучание немножко другое, а так все тоже самое. Т. е. вот по настоящему пока героев я за последнее время для себя не открыл.
- А я помню, твое восхищение «Перцами»!
- А «Перцы», я их люблю, и люблю до сих пор. И на Эбби Роуд мне даже довелось попасть, в первой студии перцы писали три новых клипа. Причем они писали вживую, т. е. камера бегала и они в живую играли песню. Вот. Играют фантастически, скачут фантастически. Знаешь, больше всего мне понравилось, что они поставили весь задник тот, который у них стоит на концертах. И проходя мимо студии я услышал, знаешь, звук знакомой гитары, меня сдуло. Я туда рыльце – раз, перцы, мама родная. Можно посмотреть? Пожалуйста. Вот я посмотрел, как они снимают, как они играют, вообще, как это все происходит. Другие они все люди, они по другому играют, они по другому настраивают аппаратуру. Мы их не догоним никогда.
- Попробуй сейчас вспомнить ту атмосферу, ту ситуацию, когда, кто-то принес пластинку Лед Зеппелин, на какой проигрыватель поставил, что ты услышал… опиши всю эту ситуацию.
- Я услышал в 69-м году благодаря своему однокласснику Валерке Черевко. Вот у Валерки отец работал в Японии и привозил удивительные совершенно пластинки. Все японские пластинки были цветные, если кто-то помнит. Они были красного цвета, зеленые, там, бог знает какие. Вот. И он приволок Лед Зеппелин. Ну, в принципе, еще идеологически я был подорван голосом Америки, который как иногда сквозь глушилки пробивался. И Лед Зеппелин меня не то что поразил, а я поначалу ничего не понял, потому что в тот момент властвовали «Битлз», «Ролинг стоунз» и иже с ними подобные команды, подобные такие войс-бенды, как принято сейчас называть. А тут совершенно другое, жесткие гитары, непонятно как играющие барабаны, визгливый вокал. И музыка такая, знаешь, вот она прямо вот утрамбовала меня в землю. Я ничего не понял. Просто ничего не понял. Я слушал ее раз десять, пока наконец-то не туркнуло. Потому что, скажем, «Битлы», это же попса по большому счету, вот. А тут уже то, что в последствии стали называть альтернативой. 00.25.37.
- Вот как ты для себя открыл Рея Чарльза и выяснил что он в возрасте твоих родителей?
- Ты знаешь, по поводу реверансов в сторону черной музыки, у меня это произошло совершенно случайно. Я в 67-м году услышал Арету Франклин, и по-моему, по-моему еще Кэб Калуэй, Нат Кинг Кол, тоже совершенно случайно, у кого-то в гостях были джазовые пластинки, но кто будет слушать джаз вот этот, музыку кривую… Вот я послушал, и я просто не поверил, что так можно петь. А, еще Элла Фицджеральд. Вот. И меня как-то перекрутило, что помимо «Битлов» есть еще люди, которые занимаются совершенно другой музыкой. Я был, я был очарован просто черным вокалом. Потом когда появился Рей Чарльз, т. е. как, он был давно, и у меня появилась первая пластинка Рея Чарльза, я понял, что вот это наверное герой вот для меня. И что самое, самое удивительное, я это чувство вот несу до сих пор. Скажем, у меня не было никогда желания, там, сфотографироваться с «Битлами», там, с Маккартни, когда он был здесь, Ринго Старр, которого я тоже где-то видел... А вот с Реем Чарльзом хотел. И получилось. Т. е. я был практически на одном из его самых последних концертов в 2002 году.
- Там, здесь?
- Здесь, здесь была маленькая вечеринка, его туда притащили. И чему я еще рад, что мне не нашлось места в зале и меня поселили практически с ним на одной сцене. Т. я. сидел от него на расстоянии чуть ли не вытянутой руки. Вот. И потом пресс-атташе вот этого всего безумия деда уговаривала минут 40 чтобы сфотографироваться с русскими всякими блюзовыми уродами. Вот я был одним из них. Он меня похлопал по щеке и спросил: любишь блюз? Я говорю да. «Молодец, сынок». Знаешь так: ол райт, сан. Это дорогого стоит.
- Там еще какая-то дура была…
- Очень смешная была история. Первый раз, когда Чарльз приехал сюда, это был 96-й что ли год, на какой-то джазовый фестиваль, была пресс-конференция. И как водится девушка журналист задала Рею Чарльзу замечательный вопрос: «Что вы хотели бы посмотреть в Москве?» Дед поднялся и ушел. Все. Да здравствуют наши журналисты. А по поводу, по поводу журналистов, у меня есть один американский дружок, у которого 17-летняя дочка хочет стать рок-журналистом. И я присутствовал на самой истории как он объяснял почему не надо этого делать. История звучит так. Что такое рок-журналист? Значит человек, который не умеет писать, берет интервью у людей, которые не умеют говорить, и пишет для тех, кто не умеет читать. 00.30.45.
- Жека, а за что ты не любил «Роллингов» тогда, и почему принимаешь сейчас?
- А они пели хуже. «Битлы» пели лучше, а «Ролинги» пели хуже, но играли лучше. Помнишь была такая детская песенка: «А «Битлы», они лучше чем «Роллинги», потому что они свою энергию чужим людям передают». Вот была такая дворовая песня. Не, «Роллинги», я, я не то что я их люблю, я их уважаю за долголетие. Ребята они не плохие. Вот. Но, скажем, на концерт бы я не пошел бы. К «Битлам» пошел бы, а к «Роллингам» нет.
- Давай еще про Антонова.
- Мой любимый Ю. М. Антонов, ух, ух. Тексты он забывает, это всегда было удивительно совершенно. Идет какой-то концерт, город, допустим, Ярославль, мы играем большой концерт, он поет песню «Под крышей дома твоего», забывает слова, когда он забывает слова, он начинает петь: «я фафуфу я фафу фифу, я фафу фафу фафу фу, я фа.., где крышка гроба твоего», и т. д. Вот. Вот пропел он первый куплет, поворачивается ко мне и говорит: «Какие слова во втором?» Я говорю: «Юрка, не знаю». Он опять тоже самое заводит. И уже подбегает последний раз и говорит: «Ну, третий-то какой?» Я говорю: «Какая тебе разница, ты уже два спел, пой такой же». В общем, он вы.., выполз как-то так из этой ситуации: «Давайте петь вместе со мной». И народ старательно вспомнил слова, и он тут окончание допевал.
- А вот такие явления культуры как французский шансон для тебя существуют?
- Ты знаешь, он проскочил мимо меня, хотя, хотя иногда я слушаю, иногда слушаю французскую музыку, иногда. Это происходит один раз в году в августе, потому что я уезжаю в Канаду и у меня есть два запретных там канала, один «Кантри мюзик телевижн», который я смотрю, и французский канал. Для того чтобы не слушать музыку вообще я день посвящаю кантри музыке, а второй день я посвящаю французской музыке. И все. И на этом я заканчиваю. Мне не нравится. я не очень люблю все то, что называется шансоном.
- А чего тебе не хватает в этой музыке?
- Ты знаешь, в этой музыке мне хватает всего что угодно, мне не хватает самой музыки. Меня не трогает то, что я могу просчитать. Вот я уже говорил, что для меня самая, самая противная вещь случилась, когда я начал понимать как устроены аккорды, куда что идет. И вот когда ты слушаешь музыку и понимаешь, что за этим аккордом последует этот, а в голосе будет тема вот такая, которая, которую ты уже себе придумал, для меня это потерянная история. Я люблю слушать только то, что я не могу предугадать. Вот французская, итальянская музыка и кантри туда не входят.
- А к кому ты относишь Галича, Высоцкого?
- Ну, ты знаешь, Галич, Высоцкий, когда я начинал их слушать, вот это не называлось шансоном. Я Галича услышал в 62-м году, а Высоцкого наверное в году 65-м. Это был не шансон. Вообще назывались блатные песни, если мне не изменяет память. Шансон это потом уже появилось.
- Из наших так называемых людей с гитарами ты кого-нибудь выделяешь?
- Галича. Пожалуй, Галича, потому что он был первый кого я услышал, и он пел на том русском языке который меня поразил. Т. е. до этого я подобного не слышал никогда в жизни. Высоцкий хорош, я его тоже люблю. Но вот Галич для меня вот как был номером 1, так номером один и остался.
- Почему?
- Ты знаешь, словами, словами и манерой доносить. Он никогда не кричал. Я помню, я услышал его в первом классе. А если ты помнишь, хотя ты помнить не можешь, ты меня помладше, в 7 лет, это звучала совершенно другая музыка. Это песни о первопроходчиках, о «лампочках Ильича» и прочее, и прочее. И тут Галич «Облака плывут в Абакан». Каково мне было в первом классе? «А я цыпленка ем табака и коньяка принял пол кило». Не было таких слов. Я был поражен. Вот. И сейчас с удовольствием иногда переслушиваю Галича.
- Расскажи отдельно всю историю Шанхай.
- Сначала был «Наутилус», который Кава придумал, Сережка Кавагоэ. Это было в 83-м году, меня пригласили уже на готовое место. «Наутилус» был, но меня еще не было. Московский «Наутилус». Вот мы поиграли год, пытались приткнуться в какую-то там филармонию, но после определенных араксовских событий с моей фамилией было сложно куда-либо устроиться на работу. Т. е. «Аракс» разогнали поименно. Т. е. мы шли все под красной чертой. И если ребята смогли вернуться в театр обратно, то я чего-то начал мыкаться, искать себе работу. И кроме того как подметальщиком в цирке шоу-бизнес мне не светил. Ну, можно было конечно идти на завод резать проволоку. Вот. И устроиться было просто нереально куда-либо. Вот. Нам навязывали становиться аккомпаниаторами каким-то там филармоническим певицам чудовищным. Вот. Но мы посчитали что лучше, что лучше этим не заниматься вообще. Кава подался в цыгане, он стал артистом цыганского коллектива, а меня подобрал Антонов. Вот я с Антоновым поиграл до 84-го года, пока мне опять все окончательно не надоело. И советская власть, слава богу, стала загибаться и появился на этом фоне «Шанхай». Вот который был тоже благополучно развален, потому что во время перестройки звучала перестроечная музыка. Вот у нас появились одни металлические команды, панк, и проч., и проч. Мне с блюзами было воткнуться практически некуда. Там один поигрывал под акустическую гитарку, тоже противно.
- А что осталось с того времени?
- Ну, на своих сольных концертах я пою наши с тобой «Письма», я пою «Шанхай-блюз». И из старого, пожалуй, все.
- А что такое сольный концерт Маргулиса?
- Сольный концерт Маргулиса это акустическая гитара, это бас-гитара на которой я играю, губная гармошка и барабан и я пою себе спокойно.
- С кем ты еще успел поиграть.?
- Я поиграл с Таней Анцыферовой недолго. Ты знаешь, попал я совершенно случайно, как водится. Это был ансамбль Ю. М. Антонова, который ехал в Югославию, и сказал: «Слушай, там делать нечего, поедете с Танькой Анцыферовой поиграете». Это был первый и последний раз когда я играл по нотам, потому что мне неохота было учить вещь. Вот я поставил себе пюпитр, я выходил с пюпитром как настоящий человек. Вот там со мной произошла история, когда знаешь, играешь стадионный концерт, начинает Танечка петь, вот ты разложил эти ноты, там курлы-мурлы, подул ветер, все сдуло к чертовой матери и ты понимаешь, что не знаешь ни одной песни вообще. Вот. И собрать это все воедино было сложно. Ну, на таланте проскочил. Гитаристу гитарист кричит: повернись на всякий случай грифом.
- Из болгарско-югославских-польских звезд можешь кого-нибудь выделить…
- Самый был, конечно, Чеслав Неман. Это был польский артист совершенно восхитительно поющий. И хорошую музыку. О нем, ходила байка, что его приглашали петь к себе «Блад Суэт энд Тиарс». Вот он отказался. И причем байка такая хорошая, что они искали певцов по всему свету, когда свалил от них Девид Клейтон Томас. Вот. И выше Чеслава Немана они не смогли найти никого. И он отказался. Знаешь как было радостно за него. Я был у него на концерте. Это был год, по-моему, 78-й, 79-й, в Театре эстрады, да. Восхитительный. Потом я с ним случайно встретился уже где-то вначале 90-х в Польше, тоже я увидел его концерт. Еще радовало то, что он родился в Минске. Т. е. он родился в бе.., нет, в Грозном, по-моему. Он был белорусский парень, ну, наш.
- Расскажи про Джорджа Мартина.
- Ну, Джордж Мартин, вот по настоящему, конечно, сэр. Он высокого роста, ему еже за 80. И мы, значит, сидим, там, играем, трын-трын-трын, трын-трын-трын, трын-трын-трын, я сижу спиной к двери и вижу как у Сашки Кутикова, он сидит справа от меня и смотрит на нас, значит, делается удивленное такое лицо, какое-то такое испуганное и он смотрит куда-то выше моей головы. Я поворачиваюсь и вижу что спускается Джордж Мартин с сыном. Ну мы конечно бросили играть тут же, вот. Он подошел, спросил как дела, как вам студия. Подошел Хамиш Стюарт, это наш продюсер, и такой руководитель оркестра Пола Маккартни на самом-то деле образца 90-х годов. Он спросил: Хемиш ваш продюсер? И говорит: нормально, неплохо. Меня поразило, что у Мартина вот такие вот пальцы, вот такие вот огромные пальцы... На самом деле мы хотели поначалу чтобы он продюсировал наш альбом. Вот. Но так как он старенький и по уши погружен в работу с «Битлз», они сделали мюзикл под названием «Лав» в Лас-Вегасе, где использовали новую, новую, как бы не переосмысление, а пере.., пересведение битловских вещей. И мы наблюдали как это происходит. Мы потом поднялись к нему в 52-ю студию, значит. Мы видели настоящие пленки, вот эти широкие пленки, которые записаны «Битлз». Он говорит: «Хочешь послушать как битлы без инструментов звучат?» Да. И одни битлы поют чисто, хорошо. Вот как Леннон поет с бодуна. Ну это класс, класс. И Мартин, живой взгляд его, знаешь вот действительно, действительно, встреча была историческая на самом-то деле вот у битлов с Мартином. Кто, кто знает, что бы было, если бы они не пересеклись. Вот он немножко там про «Битлз» рассказал, что, говорит, да, вот ребята не хотели записывать несколько песен на немецком языке, говорит, я настоял. Говорит: «Я их заставил в надежде победить немецкий рынок, но, говорит, они победили без этих глупостей. Вот они страшно не хотели записываться и даже от них, и даже от Мартина смылись в тот момент, куда-то, куда-то к каким-то дружкам пить, алкогольничать. И он их там нашел и они как побитые собаки пришли в студию и записали. Вот.
- А улицу там перейти желания не было?
- Ты знаешь, мы не первый раз на Эбби Роуд приезжали. И в прошлый раз тоже не было желания переходить, потому что, почему-то, на этом переходе фотографируются японские туристы. И приезжает там автобуса по 4, по 5. И вот выходят япошки с фотоаппаратиками, узкоглазенькие, красивые. И вот они бегают там, снимая ботинки. Ну это дико смешно. Мы с Андрюшкой Державиным снялись на этом переходе, но у этого, у светофорчика, и не более того. Там даже этого перехода не видно. Вот. Но я зато снял там место в маленьком дворике вот с этой сломанной стеной. Вот это я сфотографировал. И не более того. Ну там очень много интересных моментов. Знаешь, в этом дворике можно встретить кого угодно. Вот первый на кого я напоролся, это на Мэла Гибсона. Он заканчивал там свой фильм, озвучку фильма, сидит себе спокойно, никому не мешает. Привет, привет, ты откуда, русский, русский. Ему плевать, все. И там интересно на входе. Знаешь, там как про.., проходят на завод, тоже лежит журнал в котором ты расписываешься, время прихода, время ухода. И так знаешь, интересно посмотреть кто в этот день был…
- Ну и давай зациклим тему. Как бы ты назвал стиль «Машины»?
- Это сложно. Мы все - заложники своих стилей. Каждый любит свое, там, Макар любит свой шансон, Сашка Кутиков любит рок, я люблю блюз. Из этого иногда что-то получается. Вот я не знаю, насколько получается, но пока меня это не раздражает.