Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

28 August 2009

Ушедшая эпоха: памяти Сергея Михалкова

Думаю, что не покривлю душой, если скажу, что в жизни любого человека, родившегося после Великой Отечественной войны, Сергей Михалков присутствовал всегда. И дело даже не в гимне - сперва советском, затем - российском, и не в "Дяде Степе", и не в "Фитиле", и не в баснях, и не в сотнях стихов и десятках пьес, а в самом наличии Сергея Михалкова, в его присутствии, присутствии чисто физическом, даже не духовном. Не было, пожалуй, в советской и пост-советской литературе человека, о котором говорили бы так много разного: от пиитетного превознесения до проклятий сквозь зубы. Стоило завести речь о Михалкове, как всегда находился человек, который рассказывал о том, как Сергей Владимирович помог или с "пробиванием" книжки, или с квартирой, или с машиной - а ему тут же вторил другой, рассказывавший о том, как злобный Михалков сгноил того или иного писателя. А вот теперь - он умер, а de mortuis aut bene, aut nihil...

Не сомневаюсь, что большинство историй о Михалкове было правдой, ибо он - мог: мог и помочь, мог и уничтожить. Но когда умирает художник - умирает тело, умирает бытовая оболочка, а произведения - остаются. Поэтому, смею надеяться, что о Михалкове наши потомки будут судить скорее по его книжкам, чем по историям о том, как он кому-то помог или не помог. Потому что писателя по книжкам ценить честнее, потому что если книжки - хорошие, то какое дело до характера, как ни кощунственно это звучит, но на Кавказе за все годы пребывания там русских солдат, не было человека с характером более неуживчивым и склочным, чем у поручика Лермонтова...

Михалков - бесспорно отражение своего времени, советской имперской эпохи: ему, всегда умевшему быть в фаворе и никогда не ссориться с властью, позволялось то, что не позволялось никому. Журнал "Фитиль", главным редактором которого он был до конца своих дней, являлся главным сатирическим орудием эпохи: "В "Фитиле" показали!" - худшего для руководителя любого звена просто не было. Его басни, где члены ЦК вдруг превращались в ослов, козлов и зайцев, цитируются и по сей день, и являются, по сути, еще одним историческим документом. Да и детские стихи Михалкова - это просто очень хорошие стихи, про дружбу, верность и вечные ценности, и "Дядю Степу", пожалуй, будут читать и мои дети, и мои внуки. И фраза на могиле Неизвестного солдата: "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен", поражающая своей лаконичностью и точностью - это тоже он, Михалков, и уж эти его строчки, кто бы что не говорил, останутся навеки.

Так получилось, что мы с Сергеем Михалковым были шапочно знакомы, хотя лично я не очень уверен, что это можно назвать знакомством в прямом смысле этого слова: у нас был общий стоматолог и мы с некоей степенью регулярности пересекались в клинике, то и дело оказываясь в одной очереди. С ним все всегда здоровались, он вежливо отвечал каждому, а симпатичным медсестрам с лукавой улыбкой то и дело отбрасывал комплимент. Однажды, раздираемый зубной болью, я оказался в непосредственном соседстве с ним, и он вдруг, совершенно неожиданно, повернулся ко мне и своим таким узнаваемым хриплым тембром, слегка заикаясь, сказал: "М-молодой человек, я в-вам желаю, чтобы в моем возрасте у вас болели только з-зубы"... И гордо удалился в кабинет, слегка опираясь на трость, прямой и гордый.

Вот именно таким я хочу его запомнить, без оглядки на все то, что о нем говорили, говорят, скажут и могут сказать. Запомнить и проводить, как свидетеля и участника ушедшей эпохи, еще одна часть которой вместе с ним навеки стала историей. Вечная память.