Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

24 February 2012

Бедный Й

Это - первая глава моей новой повести. Именно повести - она чуть больше рассказа получается, но на роман не претендует, просто по объему и по количеству героев не попадает (это их в "Тропе зверя" уже четыре десятка:))).

Идея довольно проста. Как мы знаем, при дворе датского короля Клавдия совершенно неожиданно упразднили должность шута. Ну, то есть документальных подтверждений наличияшута при дворе Клавдия I у нас нет.
Причина этого - в истории последнего шута королевского двора. Имя его нам известно, знаем мы о кое-каких страницах его биографии.
Это история побед и поражений. История любви и предательства. Рождения и смерти.
И - это, как я уже говорил, история шута.

Предлагаю на обозрение первую главку.
-------------------------------------------------
"Если ты видел одну коронацию - считай, ты видел их все"
Роджер Желязны

1. СВАДЬБА

Я сижу на верхнем ярусе крепостной стены, в бойнице, одна нога свесилась вниз. Черный жук прилетел откуда-то, брякнулся, жужжа, на носок туфли. Пусть сидит, не гнать же его. Сам улетит, когда надоест. Или когда мне надоест тут сидеть.
А мне еще долго не надоест, времени у меня масса, потому как до пира еще далеко, а на свадебной церемонии я не нужен. Там и без меня справятся. Вот на пиру – да, на пиру без меня никак. Какое же без меня застолье? Без меня застолья не получится.
Достаю из кармана осколок зеркала, пускаю зайчика по стене, но мне это быстро надоедает. Смотрю на собственное отражение, лохмачу волосы – я, конечно, надену колпак, но и под колпаком прическа должна соответствовать… Чему она должна соответствовать-то? А-а-а-а, статусу моему она должна соответствовать, должности моей придворной, каждой конопушкой заслуженной, каждым синяком полученной. Эх, рыжий, вознесся до небес заоблачных, ошую короля, вблизи него, у пят его, а то и совсем близко, прямо под столом королевским – но это уж как получится.
Да, рыжий. Да, конопатый. Да, зубы неровные и левого глазного вообще нет. Мне с такой рыжиной да щербатостью куда податься? Или в колдуны, или в шуты. Колдовать не умею, не хочу, да и вздернут за колдовство – пикнуть не успеешь.
Пришлось стать шутом.
Хотя, что значит – «пришлось»? Сам захотел, сам и стал. Сам-с-усам, как пошло-поехало, то на конюшне шорнику издевательскую песню спел, то кузнецу язык показал, то кухарке в суп ящерицу зашвырнул. А наследник-то престола меня заприметил, да как на трон взошел, к подножию сбросил. Так и сказал: «Быть тебе при мне моим личным дураком». Ему – корона, мне – колпак.
А теперь ему еще и девчонка.
Нет, я не завидую. Я, скорее, опасаюсь.
Девчонка хороша, слов нет – и к деторождению пригодна: уже в свои четырнадцать бедра широкие, плотные, наследника королю выносит, да и родит. А там, глядишь, братья-сестрички пойдут, король сам говорил, что хочет много детей, чтоб были они как ихний папа с братом: не разлей вода, ниточка-иголочка, петелька-крючочек. Куда один, туда и второй, оба-двое, ага.
Жук ползет вверх, перебирается с туфли на чулок, щекочет лапками. Я ухмыляюсь, я разучился улыбаться, шут не должен улыбаться, шуту можно скалиться и вопить дурным голосом почем зря. Улыбаются пусть другие.
Девчонка, например.
Нет, я не ревную. Я, скорее, опасаюсь.
Смотрю налево, в крепостной двор, вон она, толпа свадебная, вокруг часовни сгрудилась, где внутри уже вовсю идет процесс. В смысле, венчают там государя нашего с избранницей. Вот и братец королевский, рука его и правая, и левая, застыл истуканом у дверей, лишь иногда зыркает в черноту часовни. Король эту часовню за три недели построил, не сам, конечно, но лучших каменщиков зазвал. Как решил жениться, еще когда ему только портрет невесты привезли, так и повелел.
А ничего так, быстро управились. Споро. Качественно.
Я помру, король помрет, девчонка состарится и тоже помрет. А часовня останется. И кто там будет вспоминать, какого рожна да в честь чего ее строили? Так просто будут приходить и колена преклонять, шапку ломить. Часовня же! А шут, который сменит меня, будет так же сидеть в бойнице и пялиться на всех свысока.
Шутам, знаете ли, не до размышлений. Шутам действовать привычней.
А что до свадьбы… Видел одну свадьбу – считай, ты видел их все. Все то же: и жених – торжественней некуда, и невеста, глупая девчонка, не понимающая, куда да на что ее ведут…
Нет, я не предполагаю. Я, скорее, опасаюсь. Потому что - предвижу.
Предвижу, как девчоночка-то наша раскусит вояку бодрого, государя, аки зверь лютый рыкающего, да и приостановит его от похода на Норвегию… А нам никак этого допускать нельзя. Если превратится государь в домоседа, то плохо придется всем нам.
А шутить по-норвежски я не умею.
Не обучен, знаете ли. И учить впрок эту тарабарщину тоже не намерен. Чего зря время терять-то?
А толпа рядом с часовней вздрагивает, вот и гофмейстер наш подскакивает к дверям часовни, что-то говорит королевскому братцу, тот кивает, а служака верный улыбается заискивающе. Договорились, видать.
А я замечаю, что не в одиночку наблюдаю за всей церемонией. Вот он, Марцелл, дружбан мой верный, собутыльник ненаглядный, младший офицер королевской стражи, морда швейцарская, наймит златосердный – вышел из верней караулки, облокотился о парапет, да тоже зыркает. Все вниз, а на меня – ноль внимания.
Непорядок, надо бы показать парню, кто здесь главный.
- Эй, вояка, злой Марцелл, удирай, покуда цел! - ору я ему, да еще и присвистываю. Марцелл вздрагивает, шарахается от парапета и вытягивается в струнку. Правда, соображает довольно быстро: снова сникает, замечает меня и грозит кулаком.
- Йор, - бурчит он, - так и насмерть запугать немудрено! Я ж вниз сверзнуться мог! Тут же рухнешь – хребет сломаешь!
- Да не грозит это тебе! – я нехотя вылезаю из бойницы, стряхиваю жука с панталон и подпрыгиваю к Марцеллу. – А то я не видел, как в кабаке йогенова жена из тебя веревки вила, только бы ты заплатил по счетам! Как она орала на тебя давеча-то? А ты только что под себя от страха кучу не навалил! Какой хребет, Марцелл?! Бесхребетник ты!
Марцелл замахивается, я шарахаюсь – шуткуем.
- Бутылку-то с королевского стола захватишь? – ворчит Марцелл. – Мы с Малышом к тебе придем, как сменюсь – так и придем.
- Бутылку захвачу, - киваю я. – Но что бы тебе самому, Марцелл, за себя не похлопотать? Десять лет тебя знаю, а ты как был младшим офицером, так им и остался! Напраник твой первый, Франциско, вона, уже в старшие караульные выбился, а ты все там же со скромностью твоей. Ох, гляди, Марцелл, через четверть века точно так же будешь по стене ходить да ворон считать…
- А я что, я ничего…, - лопочет Марцелл, - мне и так непыльно. Караулю себе и караулю, туда-сюда, три раза в неделю, от рассвета до рассвета… Нет проблем. Чай, не война…
- А тебе бы только война? – скриплю я. – Нет, на войне так просто не выслужишься, на войне кровушку проливать надо. А какая из тебя кровушка, - тыкаю его пальцем в пузо, - сало одно!
Хохочу и качусь вниз по лестнице, поближе к главной зале. Марцелл бухает вслед, чтобы я бутылки не забыл, но это, будь покоен, не забуду.
Свадьба вот, того и гляди, кончится, а у меня ничего не готово. Я шут – пора шутить. Публика требует зрелищ.
Пора.