Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

26 October 2010

КАРАВАН ИСТОРИЙ РИКА УЭЙКМЭНА (2001 г.)

В английском языке нет разницы между обращением «ты» и «вы», но на третий день общения с композитором и клавишником, легендарным пианистом-виртуозом Риком Уэйкменом я понял, что мы разговариваем «на ты». Удивительно открытый человек, что является абсолютным исключением среди звезд его уровня, приезжавших в Москву. В результате, когда на третий день я включил диктофон, пленка очень быстро кончилась, и большую часть трехчасового разговора нужно было просто запоминать, как и все предыдущие отрывочные беседы. Уже поздней ночью я понял, что это не интервью, а просто разговор двух людей, которым интересно слушать друг друга.
Часть историй, услышанных и рассказанных за три дня, я и включаю в этот материал.
- Рик, я удивляюсь: к тебе сегодня подходит уже двадцатый человек, фамильярно тебя обнимает и просит сфотографироваться, а ты всем улыбаешься и никому не отказываешь?
- Понимаешь, несколько лет назад один репортер меня спросил, если бы случилось чудо, и я смог бы пригласить за свой стол любых трех человек, кого бы я выбрал? Я долго думал, и понял, что это были бы Прокофьев, Моцарт и Вагнер. А потом я представил свое счастье в этот момент, и как бы я хотел с ними сфотографироваться… Если бы мне отказали, я бы просто не пережил.
- А вообще, тебя репортеры часто мучили?
- Ну, нормально. Седьмого декабря 1980 года я был в Нью-Йорке и днем зашел в Центральный Парк, там было такое кафе на воздухе, где можно было быстро перекусить. Я сел за столик, а за соседним столом пили кофе Джон Леннон и Йоко. Мы никогда не были особенными друзьями, но, конечно же, не раз перед этим виделись. Джон повернулся ко мне и что-то спросил, я ему ответил, мы немного поговорили, и в это время щелкнул аппарат какого-то репортера. Кстати, Йоко тогда даже не повернулась в мою сторону. Так вот, на следующий день, это фото появилось во многих газетах, а я как раз улетел в Швейцарию, где тогда жил. И вот, рано утром девятого декабря меня будит звонок одного репортера, который спрашивает, что я думаю по поводу Джона Леннона. Я, еще совсем сонный, начинаю рассуждать о том, как расходится его последний альбом, и вдруг он мне говорит: - «Вы что, ничего не знаете? Леннон убит!» Я сразу замолчал, и тут он задает самый идиотский вопрос, какой мне доводилось слышать от журналистов: - «Скажите, а он тогда вам ничего не говорил о своих предчувствиях, ну, в том смысле, что, не ожидал ли он чего-то подобного?»
. . .
В первый же вечер весь коллектив Рика Уэйкмэна пригласили в грузинский ресторан «Багратиони». Рик и его подруга, итальянская художница Алина, сразу же выучили два слова: «гаумарджос» и «алаверды», а другим музыкантам так понравилось выпивать, произнося тосты, что в последующие дни и в других ресторанах вся группа упражнялась в застольном красноречии. (Сын Рика, Адам, даже поднял тост в благодарность отцу за то, что он привез группу в Россию, а за двадцать пять лет до этого спал с его мамой.) Впечатление их было столь велико, что в последний день после концерта Уэйкмэн с подругой и командой снова попросились в тот же ресторан.
- Рик, а почему ты не пьешь? Это хорошее вино, его нужно попробовать!
- Я уже шестнадцать лет совсем не пью. Раньше я был весьма нехорошим мальчиком, и все, что мне полагается, наверное, уже выпил. Печень в таком виде, что нельзя выпить даже глоток пива. Пусть ребята выпивают, им нравится, да и мне не обидно. Зато в хорошей еде я себе до сих пор не отказываю.
- Об этом даже в «Рок-энциклопедии» написано. Говорят, что с группой «Йес» ты расстался именно потому, что они там на всю голову вегетарианцы и трезвенники, а ты всегда был гедонистом. Говорят даже, что ты мог есть во время концерта!
- Это было всего однажды, а шуму то… Ну я, действительно, однажды очень проголодался и заказал себе на сцену жареную курицу, ну и что? Почему это на столько лет стало предметом для разговоров? А с группой «Йес» впервые я расстался по совершенно другой причине. По нашему договору было так: полгода я работаю с группой, а полгода – над собственным проектом. Но к середине 70-х «Йес» стал настолько популярен, что с группой приходилось работать десять месяцев в году, и на себя времени оставалось очень мало. Это меня не устраивало.
- Я читал, что у тебя около сотни сольных альбомов, это правда?
- Да, где-то около. Причем, у самого меня они есть не все. Слушай, какое потрясающее пение!… Недавно я закончил альбом с английским церковным хором, а теперь думаю, что нужно следующий записать с грузинским!
. . .
Концерт Уэйкмэна в Кремле прошел совершенно потрясающе, несмотря на то, что была продана лишь половина билетов. Зрители попали в некий заповедник 70-х годов, где даже совсем молодые музыканты, тридцатилетний вокалист Дэмиан и двадцатипятилетний Адам Уэйкман, средний сын Рика, не имитировали, а, действительно, полностью находились в атмосфере этого времени. Сам Рик настолько погружался в свои шесть синтезаторов, что поднимал глаза только в те моменты, когда соло играл его сын. Надо было видеть эти глаза!
- Рик, а кто был твоим учителем?
- В начале 60-х годов в Лондоне я попал на концерт Владимира Ашкенази. Я не могу тебе этого объяснить, но это была какая-то магия! Он, как будто, не видел ни зала, ни публики. Выйдя на сцену, он, конечно, поклонился и улыбнулся, но потом, когда он открыл рояль и дотронулся до клавиш, он просто перестал замечать все остальное! Вокруг него, как бы, образовался какой-то пузырь, проницаемый только наружу, а внутри он был совсем один! Только он и Музыка!.. Вообще, именно русские музыканты и композиторы принесли в музыку что-то особенное, поэтому мне крайне интересно видеть места, где они жили и узнавать все, что давало им это особое вдохновение!
- Тогда слушай. У Владимира Ашкенази был отец, тоже очень известный пианист, его звали Давид. Он с тридцатых годов дружил с моим дедом, они вместе работали на концертах. После того, как Володя остался в Англии, у его отца начались серьезные проблемы, у него почти не стало работы. Чем известнее становился Владимир, тем труднее было его отцу. Не скажу, что Давид Ашкенази умер в нищете, но сына с тех пор он видел по особому позволению правительства, и никаких переводов от него не получал, это было невозможно.
- А… Владимир знал об этом?
- Наверное, да. Думаю, что и отец заранее знал, о том, что Володя собирается остаться. Это была их обоюдная жертва Музыке.
- Но как такое может быть?
- Это Россия. Теперь другое: ты говорил, что композитор Сергей Прокофьев – твой главный кумир, а ты знаешь, в какой день он умер?
- Где-то в середине 50-х, да?
- Великий русский композитор Сергей Прокофьев ушел из жизни 5 марта 1953 года, в тот самый день, когда умер Иосиф Сталин. Я, конечно, не скажу, что его закопали, как собаку, но в газетах о его смерти не писали ничего – как можно, когда вся страна скорбит! – а на похоронах были только члены его семьи. Долгое время многие вообще не знали, что он умер!
- Ты говоришь правду?
- Да, Рик, это Россия. Теперь третье: что ты знаешь о русской рок-музыке?
- Почти ничего. Знаю только, что все начал тот парень, чья фотография висит вон там, на стене рядом с Фрэнком Заппой.
- Это ж надо, и ты тоже его знаешь!
- А что, это не так?
- Видишь ли, Рик… До середины 80-х годов рок-музыка у нас считалась идеологическим преступлением, поэтому власть просто не разрешала ее играть. А у этого парня… понимаешь, его дед был одним из всесильных сталинских министров, более того он остался членом ЦК при Хрущеве и даже при Брежневе, поэтому его внуку было можно значительно больше, чем всем остальным. Те, кто играл рок до него, случалось, даже в тюрьмы садились, а вот он стал «отцом Русского Рока». Хотя, конечно, спасибо ему за прорыв.
- Это шутка?
- Да нет, Рик, это тоже Россия. Ладно, сменим тему. Какова с твоей точки зрения сегодняшняя перспектива рок-музыки в мире, полностью задушенном «попсой»?
- Знаешь, а в «попсе» есть и положительные моменты! Благодаря ей, технология музыки так шагнула вперед, что нормальный рок-музыкант сегодня может гораздо больше, чем лет десять назад. Плохо одно: многие сегодня пользуются на концертах заранее записанными секвенциями, вместо того, чтобы играть соло на концертах своими руками, представляешь? Это ведь то же самое, как если бы кто-то раскрывал рот под заранее записанную фонограмму! Но когда я говорю об этом, меня не слушают и говорят, что «это другое»!
- Рик, я должен тебе сказать, что в России большинство артистов так и делают: раскрывают на концертах рот под собственную, а то и под чужую фонограмму!
- Ха-ха-ха! Это просто великолепная шутка! Ты молодец, блестяще разрядил атмосферу!
. . .
За три дня в качестве добровольного переводчика при группе Рика Уэйкмэна я побывал с ними в очень многих местах. Практически везде на самом видном месте стояло пианино или синтезатор, за которыми работали весьма неплохие музыканты. Рик с ними всегда доброжелательно беседовал, фотографировался и покорно давал автографы. Вот только играть «джэм» никогда не соглашался.
- Рик, как ты настраиваешься на работу?
- По разному. Знаешь, должен сказать, что у меня уже давно есть мечта, и очень надеюсь, что в ближайшие три-четыре года я смогу ее осуществить. На свете есть четыре места, чья энергетика меня крайне интересует: В Италии – Неаполь, в Японии – Нагоя, потом еще один маленький город на юге Индии, и ваш Санкт-Петербург. Я бы хотел снять там квартиру, примерно на месяц, чтобы было все необходимое для жизни и большой рояль. А еще – чтобы там не было телефона. Я хочу выключиться из моей обычной жизни и писать музыку, а в свободное время просто выходить на улицу и гулять, дышать атмосферой этих городов. Думаю, что могут получиться очень занятные альбомы!
- Ну, в Петербурге я могу тебе помочь. Считай, что квартира одного известного композитора в центре города на Фонтанке в твоем распоряжении. А я теперь понимаю, почему ты, такой открытый в обычном общении, отказываешься играть, когда тебя просят.
- Ну, да, поэтому тоже. Раньше меня довольно часто в Лондоне приглашали на обеды, и хозяин говорил: - «У нас тут в доме, кстати, есть рояль, так было бы очень неплохо, если бы после обеда вы, Рик, нам что-нибудь сыграли!» Тогда я обычно спрашивал: - «А кто вы по профессии?» - «Бухгалтер!» - «А вот у меня с собой, как раз, оказались несколько счетов, и было бы очень неплохо, чтобы вы, Билл, после обеда помогли мне в них разобраться!» – «Что вы, это же совсем другое!» – «Нет, это совсем не другое! Я сегодня отдыхаю, а для того, чтобы хорошо сыграть, мне нужно весь день настраиваться, а делать это вот так… я же профессию растеряю!»
- Рик, вот эта дама приглашает тебя на танец. Алина, вон, уже танцует, ей кто-то даже черкеску подарил, так что, наверное, можно.
- Нет! Никогда! Я вообще никогда не танцую! Даже на моих свадьбах ни одна жена не смогла поднять меня ни на один танец! Выручи меня, потанцуй с ней ты!
- Рик, не могу! У меня та же фигня! С женой иногда чуть не до развода доходит, но танцевать я не просто не люблю, но и не умею! Раза три пробовал, но выглядит это отвратительно!
- Вот! Слава богу, хоть ты меня понимаешь! А мой барабанщик Тони, с которым я работаю уже много лет, танцевать тоже не умеет, но любит, и танцует, как ветряная мельница! Если немножко выпьет, то от его рук люди просто в разные стороны разлетаются! Хорошо, что здесь есть хорошие танцоры: моя Алина очень любит танцевать, а обычно ей не с кем!
. . .
В ХХ веке распад СССР последовал почти сразу за развалом Британской Колониальной Империи, так что рецидивы имперского сознания в наших народах встречаются одинаково часто, только у британцев опыта больше ровно на одно поколение. Вполне естественно, что за три дня мы не избежали этой темы в разговоре. Особенно в связи с международным терроризмом, но от Чечни мы довольно быстро перешли к теме Фолклендских островов.
- Знаешь, в 82-м году моя группа была последней, кто выступал в Аргентине. Когда мы вернулись домой, сразу же была объявлена война, и вот тогда я подумал об очень страшной вещи: у меня в Англии есть очень много двадцатилетних друзей, которые с удовольствием ходят к нам на концерты. В Аргентине у меня тоже появились такие друзья, и вот что удивительно: в других обстоятельствах эти парни просто должны были сидеть в одном ряду, пить пиво, подпевать хором и обниматься! И ничего не изменилось в их личностях, но кто-то отдал приказ, и теперь они должны друг в друга стрелять! А страшнее всего то, что современная война – не рыцарский бой, она дистанционная, и ребята стреляют, не видя друг друга, не глядя в глаза, не имея возможности даже выяснить, что они любят одну и ту же музыку!
. . .
Огромный интерес Рика Уэйкмэна к английской истории проступал в его самых первых сольных альбомах. И «Шесть Жен Генриха VIII», и «Легенды и Мифы Короля Артура» давно вошли в золотой фонд мирового арт-рока. Удивительно то, что выпускались они в те годы, когда рок-музыка по большей части смотрела в сторону футуризма и научной фантастики.
- Рик, какое у тебя образование?
- Обычное. В колледже я учился политике, а потом музыке.
- А как с историей?
- О-о, это совершенно особое дело. Я никогда ей не учился, но всегда относился… с каким-то трепетом, это же очень важно для всех нас! Особенно мне интересна история средних веков, но не только. Если мне кто-то говорит, что этому дубу, например, триста лет, то мне хочется прикоснуться к нему, закрыть глаза и ощутить дыхание всех этих трехсот лет. В Англии есть очень много мест, где прямо из земли торчит тысячелетняя история, я часто бываю в этих местах. Тогда я закрываю глаза, стою и слушаю, и вся история проходит сквозь меня, наполняя тем, из чего потом получается музыка. Наверное, такое чувство может быть у каждого человека, я не особенный, просто нужно научиться из себя это вынимать.
. . .
Прощаясь, я подарил Рику Уэйкмэну книжку об истории первой русской столицы, города Старая Ладога, и свой собственный фильм «Сага о Вещем Олеге», снятый в этих местах. Вы бы видели, как у него загорелись глаза! После их отъезда прошло два дня, и у меня дома раздался звонок из Лондона:
- Сердж! Я все внимательно посмотрел! Это потрясающе! Летом мы с друзьями хотим снова приехать в Россию, и я должен туда попасть!