Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

22 October 2010

"Бабулька", наш совместный пост с Эланой

Он спрыгнул с задней площадки 62-го троллейбуса, поднял воротник, поежился и посмотрел на часы. Стрелка издевательски показывала на полвторого: метро, как говорится, «ёк». Опоздал.
Вслед за ним из двери троллейбуса вышел водитель и, надев брезентовые верхонки, оттянул штанги от проводов, опустил и завёл их за крюки. «Октябрьская Площадь», конечная.
Н-да, метро-то уже закрыто, но есть шанс пересесть на последнюю «букашку» у Парка Культуры. Она около без пятнадцати двух из тоннеля выныривает.
О том, чтоб поймать машину, он даже и не думал: последняя десятка ушла на вторую поллитру, взятую поздним вечером у таксиста и отправленную вслед за первой вместе с Сашкой Алферовым…
Повод для пьянки был не самый веселый: ему изменила молодая жена. Изменила так хрестоматийно, что даже смешно было! Пару дней назад они сильно поссорились, он хлопнул дверью и ушел ночевать к родителям, благо недалеко было. А сегодня утром зашел, вроде бы, как мириться, зашел тихо, с букетом цветов, прокрался к спальне на цыпочках, и… там, в щелочку, всё и увидел. Как в анекдоте.
Очнулся уже на улице: сидел на крыльце и курил. Слава Богу, что в шоке ничего не учинил там, в квартире. А когда бросил бычок на землю, то выдохнул и пошел…Куда? К зубному врачу, а куда ж ещё!
Старый друг семьи дядя Вова принял без очереди. Он давно предупреждал, на то, что нужно удалить нерв (он говорил «негв»!), «а на это никакого нагкоза не хватит, так что дегжись, Сегёга!»
Ну, Серёга и решил, что сегодня держаться будет проще всего. Клин клином, как говорится.
Наркоз ему, всё-таки, вкололи, но даже и с наркозом он чуть не на стенку лез. Поставили, таки, пломбу. А под вечер, когда действие новокаина закончилось, тут и Алферов с работы пришел, можно было к старшему другу завалиться. Без слюней и разговоров, им было знакомо и привычно такое общение.
Ну а пока они выпивали, в ночи на Москву сошел снег! Снег большой, белый и всепоглощающий, как могучее тихоокеанское цунами, или сама судьба. Редкие машины съезжавшие с Ленинского Проспекта на улицу Димитрова, не разбрасывали этот снег, не рассекали, а так неслышно и невесомо проносились по нему, что, казалось даже, не оставляли на нем никаких следов…
О, эта фантастическая и всемогущая снежная тишина! Ведь ей же всё равно – лес, поле или большой город, она всё накроет собой и моментально сделает проходящую мимо жизнь совершенно неслышной! Вон, в окне на шестом мелькают тени людей, там продолжается застолье с музыкой и танцами, а здесь, внизу, на конечной остановке троллейбуса, все это немое кино идет совершенно неслышно… Так же неслышно, как и снежинки в неоновых кругах уличных фонарей.
И звука совсем нет, и ветра нет, и ничего нет…
Снега выпало уже больше десяти сантиметров, башмаки полностью погружались в белое, а снег всё шел, шел и останавливаться не собирался.
Он достал смятую пачку «Явы», закурил и пошел в сторону Парка Культуры. Шел напрямую, по проезжей части – а чего тут бояться, нет же никого…Хотя, нет, вон, какая-то бабка с клюкой идет, быстро так шкандыбает… Интересно, какой же такой черт вынес ее в два часа ночи на улицу, чего ей тут делать?
Бабулька шла шагов за сто впереди парня, строго в том же направлении. Голова ее была замотана темным шерстяным платком, а в руке действительно было некое подобие клюки.
Почему вдруг у него возникло именно это слово – «клюка»? Он задумался, а потом понял – палка была больше обычной трости, но меньше того, что можно было бы назвать посохом. Типичная клюка.
А с клюкой – не бабулька, а… старуха!
Она быстро-быстро перебирала старушечьими ножками, и он даже удивился тому, что догоняет ее так медленно… Ну и ладно! Нужно поднажать еще и – обгоню!
Вдруг он споткнулся.
А действительно, чего эта старуха с клюкой сейчас на улице делает, а? И что это вообще за старуха такая? И что за клюка? И почему снег такой, что ничего не слышно? Да и стоит ли вообще ему жить дальше, когда всё вот так вот складывается? А может, всё так специально и устроилось, а?..
Оставалось сделать несколько быстрых шагов, чтоб стало заметно ее лицо, но пройти их было безумно страшно… Несколько минут он шел вплотную за резво семенящей старухой и боялся ее обогнать. В голове все более зрела уверенность, что там, под платком, не лицо, а старый иссушенный череп с пустыми глазницами. Вот сейчас, сейчас она обернется, и – ВСЁ!
И тут она обернулась.
Само это движение для парня было, как в замедленном кино: сначала поехал край шерстяного платка, потом он угадал начало поворота головы налево, в его сторону, а потом вместе со следующим шагом он увидел кончик носа… морщинистую щеку… и глаза… Глаза!
Бабулька хитро улыбалась ему своей иконно-лубочной физиономией, ни на секунду не замедляя своего быстрого шага:
- А ты не бойся, мил-человек! Не бойся меня обгонять-то! Я – не Смерть, я – Жизнь! А среди ночи почему шатаюсь… Знаешь, старая я совсем, на спаньё время тратить жалко, спать скушно-то как, а? А тут вот – ты ходишь, всё веселее, за компанию-то!
Спьяну он даже ничего не понял. Просто обогнал бабульку, кивнул ей с дурацким выражением, и, чуть пошатываясь, побежал дальше. Судя по всему, тот самый «последний троллейбус» еще не проходил.
Зато мимо главного входа в Парк Культуры по Садовому Кольцу шли две машины. Одна – снегоуборочная, а другая разбрасывала по проезжей части грязный песок. Только двигались они в странном порядке: сначала шла та, что посыпала заснеженную мостовую песком, а буквально в десяти метрах за ней тащилась другая, которая вместе со снегом весь этот песок сметала на обочину!
Серега заржал во весь голос, осознав веселый идиотизм окружающей жизни, а потом оглянулся назад, где семенила та самая бабуленция, чтоб и ее порадовать увиденной картинкой…
Но сзади никого не было. Только снег.