Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

2 May 2010

Зажигалка (1941)

Летом 41-го года в Москве было, конечно, страшно, но массовой эвакуация стала уже в сентябре и октябре, когда настроение приблизилось к панике. А в те жаркие дни из Москвы даже не всех детей отправили, не до них было.
Вот, странно: сегодня всем известны кадры ночного сидения во время бомбежек на глубоких станциях метро, а то, что в это же время ДЕСЯТИЛЕТНИЕ дети совершенно официально дежурили на крышах жилых домов, как-то позабылось.
Сказать по правде, дежурили не только дети, а все, кто еще не был мобилизован, не уехал в эвакуацию, не стоял у станка в ночную смену, и при этом мог самостоятельно передвигаться.
А в четырехэтажном доме № 6 по Тихвинскому переулку кто-то из жильцов каждую ночь выходил на крышу с большими клещами и лопатой в руках.
Дело в том, что вместе с фугасными бомбами немецкие «юнкерсы» бросали на Москву и зажигательные, которые в народе называли «зажигалками». Если такая бомба падала на землю, вреда от нее не было никакого, а вот если на крышу дома, – тогда хуже. Особый воспламеняющий состав, брызгая жидким огнем, прожигал кровельное железо, вытекал на чердак и воспламенял перекрытия, и тогда начинался большой пожар.
Если учесть, что хозяева квартир в большинстве своем сидели в бомбоубежищах, можно представить, чем это все заканчивалось.
Аэростаты, тем летом украсившие московское небо, от бомбежек, вообще-то, не спасали, но мешали «юнкерсам» опуститься ниже и метать бомбы прицельно, поэтому в условиях светомаскировки «зажигалки» падали, куда Бог пошлет. Целью фашистов были, конечно, крупные заводы, но и «жилому сектору» в те дни доставалось не меньше.
Так вот, в обязанности десятилетнего Гешки Мирова, моего будущего папы, входило следующее: схватить только что упавшую бомбу клещами и выбросить ее с крыши вниз, на клумбу. Если же процесс горения уже пошел, и металл начал плавиться, очаг загорания нужно было забросать песком. Вот и все.
Папа рассказывал, что работа была очень легкой и почетной. На следующий день во дворе мальчишки гордо хвастались друг перед другом:
- Я вчера с крыши «зажигалку» сбросил!
- А я две!
- А мне целых пять досталось!
Про пять обычно врали. Бомбометание у фашистов не было «ковровым», поэтому даже одна зажигалка за ночь была, скажем так, удачей, тем более, что на крышах мальчишки дежурили не одни, а с кем-нибудь из взрослых.
По фугасные бомбы никто не рассказывал. Во-первых, они тогда падали реже, а во-вторых… Ну, в общем, если вдруг в дом попадала «фугаска», хвастаться было уже некому.
Когда папа рассказывал мне эту историю, я почему-то не поинтересовался, а как его родители относились к этим дежурствам? Не думаю, что сильно приветствовали, но, все-таки, отпускали. А может быть, они и не знали… Они же были артистами, а летом 41-го года «шефских поездок» у фронтовых актерских бригад было предостаточно.

Однажды, где-то в конце августа, с первыми же звуками «воздушной тревоги» Гешка привычно поднялся к себе на крышу. На чердаке уже сидел и курил одноногий дворник дядя Раис, вместе с которым они дежурили довольно часто.
Сирена уже отзвучала, голоса внизу затихли: люди спрятались в подземелья. Ненадолго воцарилась тишина жаркой московской летней ночи, в которой отчетливо слышалось стрекотание кузнечиков, а потом с неба стал доноситься гул самолетов, то тут, то там черноту начали разрезать лучи прожекторов, и глухими ударами заработали зенитки.
Прожектора привычно чиркали по аэростатам, как вдруг один из них поймал вражеский самолет, к нему присоединился другой, потом еще пара, и возникло перекрестье из которого «юнкерс» выбраться уже не мог. Гешка стал радостно прыгать по железной крыше, крича что-то вроде «бей гадов!», Раис тоже увлекся этим потрясающим зрелищем из чердачного окна, как вдруг раздался характерный удар тяжелого предмета о железную крышу, а потом еще один.
Гешка быстро схватил клещи и побежал в дальний угол крыши. Старик-татарин по пояс высунулся из окна, болтая своим протезом, и старался разглядеть, правильно ли мальчишка зацепляет еще не успевшую раскалиться «зажигалку». Потом, подгоняемый криками Раиса, он побежал за второй бомбой, сбросил ее вниз, и снова вместе с Раисом они обернулись на захватывающую картину травли пойманного лучами стервятника.
Один зенитный снаряд уже поразил его, от крыла шел дым, папа восторженно хохотал, глядя на это, как вдруг из-за конька крыши послышалось неприятное шипение. Сразу стало понятно: еще одну зажигалку просто не заметили, и она разгорелась. Гешка оттолкнул старика, быстро нырнул в чердачное окно, схватил ведро и подбежал к ящику с песком…
Он был зияюще пуст. Еще вчера туда насыпали нужное количество песка, а сегодня его будто подмели веником. Видно понадобился кому-то для хозяйственных нужд.
- Дядя Раис! Тут нету ничего! Нету песка! – истошно завопил мой отец.
Дворник добрался до ящика, увидел его пустующим, произнес какую-то смесь русских и татарских ругательств, выскочил на лестницу и похромал вниз.
- Не бзди, Гешка, я щас!
Гешка ждал, нетерпеливо подпрыгивая и еле сдерживаясь от бессильного плача. Кровельное железо уже раскалилось и начало светиться изнутри, скоро должно было протечь.
Из двери послышалось кряхтение и ругань, в чердачную дверь ввалилась бочка с песком, а за ней Раис. Быстро зачерпнув песок ведром, Гешка снова выскочил на крышу забрасывать «зажигалку» сверху, а старый дворник стал насыпать кучу песка под ярко-красным пятном на кровле. В нее через несколько минут бомба и провалилась.
Пожар был предотвращен, дом спасли. Правда «юнкерс» упал куда-то уже без них, ну и ладно. Все равно, на следующий день Гешка вместе с другими мальчишками поехал на трамвае в район Сокольников на него смотреть.
Вокруг еще дымящихся обломков стояло оцепление милиции, мальчишки прыгали, пытались прорваться, но ни у кого не получилось. На этом фоне Гешкин рассказ о ночном приключении особого впечатления ни на кого не произвел.
Когда году в 70-м папа рассказывал мне эту историю, на крышу мы пройти не смогли: на чердаке висел огромный замок. Но место, между вторым и третьим этажами, где тогда стояла бочка с песком, я видел.
И совершенно не понимаю, как одноногий старик смог на два пролета вверх затащить тяжеленную бочку, которую на следующий день даже приподнять не могли трое здоровых мужиков.
Доктора называют это стрессом, журналисты – героизмом, диссиденты – страхом перед смершевцами. Папа пожал плечами и назвал простой необходимостью.
Наверное, все эти определения – правда.