Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

7 September 2009

"Интервью инсайдера". Андрей Макаревич.

Итак, на топфотопе открывается цикл "Интервью инсайдера». И начать его следует с человека, который в последнее время в некоторых начинаниях является моим партнёром – Андрей Макаревич.

- Я-то дурак думал, что это ты являешься моим партнёром. А оно, оказывается, во как повернулось-то!
– Нам же, слава Богу, не нужно решать, «кто сегодня сверху», правда?
- Ну ладно.
– Скажи мне, пожалуйста, я наблюдая тебя… я, прям, как доктор: «Я Вас наблюдаю», 25 лет, нет, больше, мы познакомились в 82-м. Поговорим о том, как человека заставляют превращаться в мизантропа. Насколько назойливость поклонников, журналистов и т.д. делает человека злым? Я просто помню тебя раньше…
– Во-первых, ты ещё злых не видел. Могу познакомить.
– Видел. Я, как раз-таки, не к тому, что я тебя обвиняю.
– Я тебя уверяю, здесь никто не виноват, кроме самого человека. Если есть к этому внутренняя предрасположенность, он найдёт причины, по которым он этим мизантропом и станет. А если предрасположенности нет, он им всё равно не станет. Не более того.
– У тебя есть поговорка, она у меня на сайте: «Отстаньте от меня, у меня всё есть, кроме времени». И более того, я помню роскошную историю в городе Иркутске.
(В 1991 году после концерта во Дворце Спорта Иркутска местная охрана сработала плохо, и человек 20 фанатов прорвались в гримерную. Макар сразу понял, что «легче дать, чем объяснить почему не хочется» и покорно сфотографировался со всеми «толянами» и дал автограф всем их «люськам». Администратор местной филармонии стоял в это время «прислоняясь к дверному косяку», молча курил, а когда мы вывели последнего фаната, выдал текст:
- Андрей Вадимыч, уж Вы нас простите! Иркутск… Провинция… Бездуховность, бля!...)
– Надо принимать это, как необходимое зло такое. Я же их не перевоспитаю. Злиться по поводу каждого – это непродуктивно. Они ни в чём не виноваты. Их никто не научил. Надо по возможности себя дистанцировать, а когда такой возможности нет, то, хотя бы, не терять чувство юмора!
– Ну да. А что касается твоего собственного сайта, где ты отвечаешь приблизительно на один из ста вопросов. Это что?
– Hу, не ста, а тридцати – двадцати.
– А остальные?
– Я отвечаю на те вопросы, которые мне интересны. К тому же, масса вопросов там просто бестолковых. Масса вопросов для меня странных, потому что, когда спрашивают: «А где взять текст такой-то песни?». Да зайди на сайт и возьми! Здесь же, практически! Или на сайт «Машины». Если присылают вопросы, действительно заставляющие меня задуматься, я отвечаю.
– Ты в каком режиме заглядываешь на сайт? Или тебе Антон показывает вопросы?
– Нет. Сначала Ольга Лебедева. Мой веб-секретарь. Она отбирает. Она уже знает, что меня может заинтересовать. И присылает мне на почту. Я сажусь и сразу вопросов на тридцать отвечаю. Раз в две недели.
– А вариант, чтобы она смотрела и на те вопросы, которые тебе на Топе задаются?
– Я думаю, что ей и так работы хватает. Она у меня на общественных началах работает. Мне неудобно грузить её до бесконечности.
– Наша Ленка может вопросиков пять-четыре в неделю отправлять?
– Ты спрашиваешь, зачем я отвечаю на эти вопросы? И тут же подбрасываешь мне новые!
– Ага! Я пытаюсь понять, на какие вопросы ты отвечаешь, на какие – нет. Здесь уже сам я постараюсь отделять зёрна от плевел.
– Ну, значит, если будут действительно интересные и нестандартные. В частном порядке.
– Скажи мне, пожалуйста, вот есть некая история твоих отношений с фирмой «Мелодия», которая выражалась в записи альбома «Москва – Ленинград», который так никуда не делся.
– В жизни не было такого альбома «Москва – Ленинград». Я даже поражаюсь, как ты, человек близкий к истокам, пользуешься какими-то бредовыми слухами.
– В 80-х годах ничего подобного не было сделано?
– Не было такого альбома. Мы периодически приносили на «Мелодию» записанные песни, которые не проходили худсовет. Это было несколько раз, А после прихода Михаила Сергеевича, они побежали, подпрыгнули и у нас не спрося, собрали всё, что у них там лежало. Слепили пластинку, назвали её «В добрый час» и отправили в магазины!
– А про альбом «Москва – Ленинград», значит, просто тупой трёп?
– Да абсолютный трёп!
– Да там ещё что-то касалось Ильченко…
– С Ильченко студийного вообще ничего не писали никогда.
– Хорошо. Значит, одну тему с песенкой мы развеяли. А если вспомнить некие моменты «прогиба», когда записывалась песня «Багги»?
- Ни малейшего прогиба в этом не было. Это была дань уважения и благодарности Игорю Якушенко. И с песней «Два белых снега» любимому нашему Саульскому, Царствие ему небесное. Потому что эти люди за нас бились совершенно искренне, открыто и в горкоме партии, и в министерстве культуры. И записали мы это не для себя, а для них. Им было приятно иметь у себя на пластинке песню в исполнении «Машины». Нам это ничего не дало.
- Но «Два белых снега» тогда пели все, включая даже группу «Автограф».
– Очень песня хорошая.
– А почему её нет ни на твоём, ни на Автографском альбоме?
– По поводу «Автографа» ничего не могу сказать. А на моём нет, потому что она не сохранилась. И в свете того, что делала и делает «Машина», я не считаю эту песню выдающейся, чтобы ставить её на альбом. На фоне того, что делали советские композиторы – это было очень хорошо.
– Но это ж совершенно очевидный «бартер», когда композиторы используют популярность либо коллектива, либо человека! Я же помню, в 84 или 83-м, когда «Автограф» стал лауреатом Конкурса Эстрадных Исполнителей, это тогда был некий вступительный взнос! «Вот если ты возьмёшь эту вот песню – ты будешь играть на конкурсе, а я помогу тебе получить лауреатство!»
– А сейчас что, такого нет?
– Сейчас ещё хуже.
– Мы в конкурсах не участвовали. Поэтому нам никто вступительных взносов не предлагал. А что касается того, чтобы кого-то «приподнять». То ни Якушенко, ни Саульский в «приподнимании» не нуждались. Они оба были популярными, известными советскими композиторами. Далеко не худшими.
– Игорёк Саульский тогда играл с вами?
– Нет.
– Он уже уехал, по-моему, к тому времени?
– Да.
– Как у него сейчас дела?
– Не знаю. Он отошёл от музыки. Занимается бизнесом.
– Отклеюсь от темы. Интересно, обрадую или не обрадую тебя. Вот вспомнили Саульского, тут же вспомнили Фокина. А что ты сейчас знаешь про Юру?
– Мы виделись не так давно. Он приезжал. Стас Намин устроил нам дивный сейшн. Это было год назад, примерно. У себя в театре. Собрались все мастодонты, которые ещё живы и такой джем-сйшн устроили! До утра просто. Стасик выкатил поляну крепких напитков и закусок. И мы играли на сцене до утра, меняясь периодически. Юрка играл, волновался страшно. Это произвело на него такое впечатление, что он прислал мне подряд несколько писем, с такой надеждой, может быть вернуться в музыку…
– Тогда рассказываю тебе тему. Неделю назад я имел беседу с Александром Борисовичем. Сначала авантюрное я ему сделал предложение. На «Сотворение Мира - 2010 собрать «Скоморохов». Он спросил: «А сколько там «Машина Времени» получила?». Я ему сказал. «Ха. Я готов за эту же сумму собрать «Скоморохов, включая и Буйнова, и Фокина! Но с оркестром Казанским, с репетициями!» Я ему пообещал такую возможность!
– И Шахназарова, и Лермана?
- Да. Тема такая и стоит. Именно для того, чтобы сделать некое возвращение, некий «реюньон».
– Дороговатая будет история.
– Эта сумма вписывается в бюджет. Мы договорились. По-моему, это будет достаточно яркое событие, о котором многие мечтают, включая Фокина, как только что ты сказал.
– Надо будет порепетировать, потому что Юрка, конечно, хорош, но кураж потерял.
– Более того, часть сыгровок возможна в Интернет-режиме.
- Я познакомился с восхитительными ребятами, есть такой Амин, он играет на таблах. Он у нас на первом СМ был, играл с Ришадом. И Фарид, который играет на индийской фисгармонии. Они мастера. И если мы к ним кого-нибудь пристегнём, я уже даже знаю кого, будет великолепный номер для следующего фестиваля.
– Насчёт следующего фестиваля я ещё одну штуку затеял. Сейчас я тебе ещё одну провокацию устрою. Дело в том, что я месяц назад имел радость быть в Новом Орлеане. Там, кстати, Бурбон стрит полностью уничтожен. Не ураганом, а тем, что после урагана оттуда джаз ушел. Там какой-то хреновый рок играют. Но, на соседней улице, не помню уже, как она называется, я обнаружил фантастического деда, старого, толстого, слепого негра, который просто под гитару, рядом с ним сидевшего человечка пел «Stand by Me», потом ещё какое-то количество. Я его сфотографировал, выложил фото на сайте. А потом мне пришла ссылка: «А знаете, этого дедушку можно найти в Интернете». Выяснилось, что он, грубо говоря, символ Нового Орлеана. Грандпа Элиот его зовут. Я очень хочу приволочь его на СМ, на финальный джем. Более того, я даже подумал попросить неких Макаревича или Маргулиса, часик посидеть с ним на улице в Казани, поиграть...
– Да легко!
– А потом у меня возник проект, который я хочу сейчас услышать от тебя. Я его и с Чулпашечкой Хаматовой чуть-чуть обсуждал. А вот собственно, когда мы говорим о благотворительности, почему мы не думаем о том, что музыканты, включая самых именитых и самых обыкновенных, могли бы играть в определённых местах городов, например Москве, Питере, Казани, не просто со шляпами, а с сейфом, в который кладутся деньги в помощь больным, старым, немощным музыкантам?
– Я тебе объясню. Потому что, прежде всего это непродуктивно. Потратив то же время на музыцирование, ты сможешь для тех же больных и немощных музыкантов собрать гораздо больше. На улице ты не соберёшь много денег. Так что, это, скорее, пиар-акция такая. А я очень не люблю такое саморекламирование: «Вот он я, такой хороший здесь сижу!»
– Да не «ты такой хороший». Идея в том, чтобы самый крутой музыкант, приехавший в Москву, посчитал бы за честь выйти и на полчасика присоединиться к этой акции!
– На мой первый взгляд это трудно осуществить чисто технически. Потому что, во-первых, это должно быть видно и слышно хотя бы какому-то количеству людей. Во-вторых, музыкант на улице всё-таки должен быть как-то защищён от идиота случайного. Как одно с другим совместить, я не понимаю. Если там будет стоять цепь ОМОНовцев, это уже абсурд.
– Да не цепь. Там есть варианты, я потом тебе подробности расскажу.
– Я тебе скажу, что приезжал Ричард Огдон сейчас. С ним Матецкий встречался. Он, как бывший персональный менеджер Маккартни, везёт Пола Маккартни в Бразилию с благотворительным концертом в помощь больным и бедным бразильцам. Вот если бы эту историю протащить на Казань!
– Можно. Но давай в сложную сторону поговорить попробуем. Игра в «Битлз». Говорили, что «Секрет» играет в «Битлз», понятно, что и «Машина» до сих пор играет в «Битлз».
– «Секрет» играл откровенно, а мы не играли в «Битлз».
– Мечтали?
– Они нам просто слишком нравились. И это отпечатывалось на всём, что мы делали первые лет 10, наверное. А дальше мы уже научились от этого уходить и к этому, наоборот, возвращаться. Если нам хотелось. Вот эту песню я хочу специально сделать как у Битлов. Я этого не скрываю.
– Я помню пару песен на «Машинально»?
– Да.
– Много на «Тайм Машин», потому что это записано на Эбби Роуд. Это сбылась мечта идиота, да?
– Ну почему же идиота?
– Нет, извините, я цитирую, всё-таки, Ильфа и Петрова, а не себя.
– Не было у меня такой мечты. Я не мечтал про Эбби Роуд записываться. Я понимал, что это абсолютно невозможно и нереально. Я не Манилов и не Бальзаминов, у меня не бывает мечт. У меня бывают планы. Пока Юра Веренов мне не объяснил, что это совершенно реально и он готов договориться со студией о скидках и внести первый взнос, я понял, что мы находимся не на разных планетах с этой студией, а очень близко.
– Если мы это будем писать, расскажи, кто такой Юра Веренов.
– Юра Веренов – это наш товарищ, один из руководителей компании «Эй-Ти Трейд» . Он занимается акустикой, домашней и профессиональной аппаратурой. Так получилось, что «BW», а это известная английская фирма, производящая акустику, вот Юра является её представителем, так эта фирма предоставляет акустику на Эбби Роуд. Поэтому здесь всё завязалось само собой. Но я долго с ним спорил. Во-первых, это нереально, во-вторых, все будут на нас указывать: «Вот ещё Битлы нашлись». Хотелось там записаться не потому, что там писались Битлы, а потому, что это самое лучшее место в мире. Там записываются все лучшие музыканты. И что нам мешает сделать то же самое? Просто, чтобы сделать качественный альбом…
– А я сейчас про другие аспекты игры в «Битлз» попробую поиграть, поговорить. Ведь, скажем так, ты два раза попадал в историю Джорджа Харрисона и Эрика Клэптона, причём и с той, и с другой стороны.
– Куда это такое я попадал?
– А я имею в виду, как Клэптон увел у Харрисона Патти Бойд!
– Во-первых, я абсолютно не заинтересован здесь обсуждать личные темы, а во-вторых, никто никого не отбивал.
– Ну, если не хочешь, то, конечно, не будем. Скажи, пожалуйста, такую вещь. Вот, лет 20 назад, мы с тобой летели из Иркутска и что-то разговорились на тему спутниц жизни. У тебя тогда было такое настроение меланхолическое, пьеровское. И ты сказал что-то в таком духе, что есть люди, которым предназначено оставаться одним в этой жизни. Они сверху настроены на то, чтобы быть одни.
– Масса писателей таких есть.
– Я понимаю. Ты тогда относил себя к этой категории. Меня интересует, а есть ли какой-нибудь критерий, какому должна соответствовать спутница известного музыканта?
– Во-первых, я стараюсь не относить себя ни к каким категориям, потому что ты меняешься каждый день, и жизнь вокруг тебя меняется каждый день. Глупо себя консервировать. Во-вторых, я женщин не по критериям подбирал и подбираю. Это происходит, либо не происходит. Женщин не выбирают, как бутылку вина в магазине, нет.
– Знаешь, есть такая поговорка «Первый раз жениться надо по любви». Первый, второй, третий раз не подбираешь, а потом начинаешь задавать себе вопрос: "А почему же до сих пор не удавалось?"
– Нет. Ты всё равно запрограммирован на один и тот же тип, и этот тип обладает одними и теми же недостатками, одними и теми же достоинствами. И ничего ты сделать с собой не можешь. Программа в тебя заложена. Всё. А другие тебе просто неинтересны.
– Слушай, вот картины, кулинария, стихи. Кстати, литература как писательство, как беллетристика, привлекала тебя когда-нибудь? Я имею ввиду не мемуары и кулинарно-алкогольную тему.
– Я уже два года пишу колонку в журнале «Стори». Регулярно. Собираюсь издать это отдельной книжечкой в виде рассказиков таких. Я не думаю, что это литература в том виде, как я понимаю литературу. Тем не менее, это то, что мне интересно. Что-то сочинять я пока не умею. Я не ощущаю в себе такой талант.
– А потребности?
– Какая может быть потребность, если ты знаешь, что не умеешь? Лев Толстой очень любил играть на балалайке, но не умел, да?
– Тогда ко всему остальному. Вот нырять – это кайф. С самого детства, наверное, с первого выезда в какой-нибудь Коктебель. Где пришла маска?
– Гурзуф. Хотя… нет, первый раз с маской, это Евпатория, наверное, была, ещё совсем маленький был.
– Какой год?
– Лет шесть мне было.
– Скажи, с чего ты начал называть себя кулинаром, испытывать интерес к готовке? Из мужских посиделок, шашлыков?
– Я не называю себя кулинаром. Каких шашлыков? В квартире мы шашлыков не жарили. У меня был товарищ, Саша Котомахин, он работал в Институте Дружбы народов. Ему студенты африканские привозили всевозможные специи, у него была огромная коллекция. Вот он на моих глазах брал обыкновенную курицу или утку, набивал её чёрти-чем, заворачивал её в фольгу, и через час восхитительная закуска была готова. Я стал у него учиться, подглядывал. Это был год 74-й – 75-й.
– Кто для тебя сейчас и есть ли такие, является авторитетом в мире кулинарии?
– Я не занимаюсь кулинарией и совершенно ею не интересуюсь.
– Ты же даже книжку написал «Мужская кулинария»!
– Я импровизатор. Ты что думаешь, я всерьёз хожу и оцениваю каких-то шеф-поваров?
– Ну есть же какие-то популярные фигуры, как тот же Сталик Ханкишиев, Боря Бурда.
– Я не был у Бори Бурды в гостях. И я не ел ничего из того, что он готовит. Ничего сказать не могу. Я в этом смысле абсолютно самодостаточен, мне себя хватает.
– Я понимаю, что ты устал в свое время от «Смака», как от программы. А скажи, Ургант умеет готовить?
– Ещё как! Неужели по рукам не видно?
– Я перестал смотреть программу, потому что как личность, он мне неинтересен. Я посмотрел несколько раз его шутки, мне это не понравилось.
– А мне это как раз нравится.
- Ну и ладно. Меняем тему. Вот когда ты первый раз взял в руки гитару, когда придумал название «Машина Времени», представлял ли ты, что будешь это делать и в возрасте 55 лет?
– Я вообще не представлял себя в возрасте 55 лет. Когда тебе 25 – ты не можешь представить себя в возрасте 55 лет. Поэтому, об этом и не думаешь.
– А вообще, ты тогда думал, а что ты вообще будешь делать?
– Нет, а зачем? Знаешь, «Хватит на каждый день своих забот», сказано в Писании.
– Ты цитируешь Писание?
– Да.
– Насколько я знаю, ты не очень религиозный человек...
– Я не очень религиозный человек, но Писание – мудрейшая книга.
– Знаешь, я вот думал, Битлам будет 40 лет, что же они будут делать? Они же уже будут старыми! Как же они смогут играть на гитарах?
– А я не думал об этом. Совсем.
– А ты подсчитывал когда-нибудь, сколько людей прошло через название «Машина Времени», я не имею в виду рабочих?
– Подсчитывал. Не так много. Человек 27.
- БМВ я не считаю?
– Что такое БМВ?
– Балет «Машины Времени».
– Балет нет. Музыкантов. Ну, какие музыканты были в 69-м году? Один одноклассник сменял другого… Мы их будем считать? Я считал. За последние лет 25 у нас только с клавишниками были проблемы.
– Историю с Петей все знают. Про неё говорить не буду. А вот когда случилась беда с Сашкой, кто-нибудь из вас был на захоронении?
– А его ещё не хоронили.
– Следствие ещё идёт?
– Там идёт следствие. Хотят окончательно убедиться, он это или не он. Короче, не было пока ещё похорон. Но беда случилась значительно раньше… Человек выбрал себе вот такой вот способ существования. Он не страдал, он не кричал: «Ребята, помогите мне избавиться от зависимости!» Ему всё очень нравилось. Поэтому свернуть его с этого пути было невозможно, работать с ним стало тоже невозможно. А дальше он к этому должен был приехать. Но мне это неинтересно. Это его выбор.
– Когда ты полностью сменил весь состав в 78 году, чем это было мотивировано?
– Это было очень тяжело. Момент расставания был очень тяжёлый. Вот. Но как только мы собрались на первую репетицию, я испытал колоссальное вдохновение, потому что все люди играют по-другому. Находясь в кругу трёх музыкантов, вообще, во-первых, трио – это весьма ограниченный по возможностям состав, и они должны быть, хотя бы виртуозы. Когда они далеко не виртуозы, ты приходишь к такому состоянию, когда ты уже наизусть знаешь, что сможет сыграть он, что не может сыграть он. В какой-то момент у всех опускаются руки.
– Для этого же, наверное, и приходил Саульский, потом Рыженко?
– Да, но всё равно это была такая сверху конфетка на столе, которой мы себя представляли. Такая лакировочка. Это всё то, что если есть основа, то сверху ты всё можешь положить. Хоть скрипку, хоть дудку, хоть кого хочешь. А мы делали песни, мы делали аранжировки.
– Такой вопрос, в 86-87 годах, когда, с одной стороны, всё стало можно, а с другой, появилось, вдруг, безумное количество рок-команд и попсы, и всего, чего угодно. Я же помню, когда вы почувствовали себя на взлёте, потом этот взлёт как-то остановился… Не ваш взлёт остановился, а старики, типа вас, затерялись в потоке молодёжи…
– Знаешь, мы ни в чём не затерялись. Гастролировали без остановки и Дворцы спорта по-прежнему были полными, что в 85, что в 89. Кто и куда затерялся, я не знаю. У нас всё было в порядке.
– Я, наверное, неправильно сформулировал вопрос. Вот сейчас однозначно: «Машина Времени» №1. Хотя бы для одного поколения.
– Не уверен. Абсолютно не уверен. Для кого-то БГ. Для кого-то Шевчук. А для кого-то это всё - говно.
– Не-не, я не об этом. Вот для меня слово «звезда» всегда было ругательным, а вот понятие «сверхзвезда», когда человек прошел уже через определённый уровень и может делать уже всё, что угодно, и всё равно он никуда не денется. Пугачёва, Кобзон… Ты, нравится или не нравится тебе это, уже в этой плеяде!
– Хорошенькая компания.
– Сейчас, что бы не сделал Макаревич, будет вызывать интерес очень долгое время и нужно очень постараться, чтобы сделать имя забытым.
– Ты очень сильно преувеличиваешь, потому что ты сам человек даже не из прошлого, а из позапрошлого времени. Ты даже не представляешь, насколько изменилось сознание молодых людей. Насколько оно сталоклиповым, насколько коротить стало память, в том числе и оперативную. Насколько легко оттуда сейчас выпасть!
– Я не претендую на то, чтобы быть абсолютно современным, сегодняшним. Я говорю не только о молодёжи, а о влиянии на культурный процесс вообще!
– Музыка, которую мы делаем, если и влияет на чьё-то сознание, то только на сознание молодёжи. На сознание пятидесятилетнего человека она повлиять уже никак не может.
– Почему? Погладить маслом по пузу может.
– Это что, влияние?
– Скажем так, снятие эмоционального напряжения.
- Прекрати, пожалуйста.
– Ты же, наверное, представляешь себе, сколько людей, благодаря тебе, не прыгнули в воду, не повесились.
– Не думал.
– Я вот назвал тебе Пугачёву, Кобзона и тебя. Это всё люди другого поколения. Каким бы ты ни был братом Кристовским, ты не оказал никакого влияния на страну!
– А никто уже не повлияет на страну. Время, когда музыка влияла на страны, закончилось. Давно надо это понять. Вся эта музыка превратилась в «Чего изволите?».
– И при этом президент страны посчитал за честь сидеть рядом с тобой на концерте Маккартни.
– Ну и что? И что такого-то?
– Это уже даже не пиар. Это другое. Это статусность!
– Слушай, мне это настолько неинтересно. Я пришёл на концерт Маккартни, я был настолько счастлив, что я там. И я получил бы не меньшее удовольствие, сидя в другом месте.
– И сосед слева тебя не отвлекал?
- Нет, не отвлекал.
– Хорошо, вернёмся к моменту, от которого мы отошли в сторону. Как мне кажется, в начале 80-х «Машина Времени» была №1 и сейчас она №1. В своём жанре.
– Тебе кажется. Я совершенно это не приемлю. Наверное, №1 «Машина времени» в сознании молодых людей в году этак, 78 – 80 - 82.
– Я о чём и говорю. И сейчас. Потому что 87 тире 90-е, как мне кажется, нет.
– И сейчас этого нет. Сейчас все немножко успокоились. А наши ровесники совсем выросли. Как ни крути, всё равно масса других приоритетов, им может нравиться «Машина Времени», но какого-то религиозного обожания, какое было тогда, в силу массы причин, не потому, что мы были лучшими, а потому что мы жили в другой атмосфере. Вообще такого отношения ни к кому сейчас нет.
– Вот ты сейчас сказал, что прошло то время, когда музыка влияла на страны и т.д., а что сейчас влияет так, как тогда влияла музыка?
– Ничего.
– А на чем строится пиар?
– На показывании голой жопы, на эпатировании, на скандале, на чём-то ярком, чём-то неожиданном. На том, что вчера ещё считалось бестактным, неприличным, недопустимом. Должен тебе заметить, что в те годы, о которых мы с тобой говорили, слова такого не существовало. Как и самого пиара, впрочем.
- Мы с тобой один раз вместе были у Владислава Юрьевича... Насколько я понимаю, ты с ним видишься гораздо чаще.
– Нет. С тех пор не видел.
– Но по телефону вы разговаривали, по поводу РАО?
– По телефону я с ним разговаривал по поводу поддержки нашего фестиваля.
– Это человек, который мыслит именно «пиарно» в отношении молодёжи, т.е. пытается работать на уровне какой-то национальной идеи. Ошибается – не ошибается, противно – не противно, - это уже отдельный разговор о взгляде каждого из нас. Но он мыслит на эту тему. И всё равно он, как человек не последний, пытался похулиганить с Самойловым, с «Агатой Кристи».
– Почему же «похулиганить»? Он писал стихи. А сейчас ещё и роман написал. Что ж хулиганского?
– Значит, он мыслит, что это должно влиять на массовое сознание или он удовлетворяет собственные потребности?
– Я не знаю. Как я могу тебе за него давать такие ответы?
– Насколько тебе было обидно или насколько было «по барабану», когда в прошлом году на тебя накинулся весь Интернет за то, что ты выступил в Кремле?
– Смешно. Просто смешно. Я, в принципе, предполагал степень общего идиотизма, но я её недооценивал. И второе, ещё более смешное: как это быстро утихло. Это вот к оперативному запасу сознания на сегодняшний день, понимаешь?
– Ты вообще обидчивый человек?
– Чёрт его знает. Отходчивый, в любом случае.
– Может ли какая-нибудь фраза, сказанная твоим знакомым, прекратить твоё с ним общение?
– Смотря, какая фраза. Смотря, какой знакомый. Я не могу тебе такого правила вынести.
– Ну, из твоего ближнего круга человек что-то сказал, что тебе крайне неприятно. Насколько я знаю, ты со многими прекратил общение, но это было не из-за одного раза.
– Ну, наверное, на первый раз я постараюсь просто выяснить отношения. Я очень не люблю каких-то недомолвок, недосказанностей
– Ты с Борей Барабановым пытался выяснить отношения?
– Какой он мне знакомый? Начнём с того, что я не очень высоко его ценю, как журналиста. Меня всю жизнь интересовали люди, которые умеют что-то делать очень хорошо. Все мои друзья – это люди, которые что-то умеют делать в превосходной степени. Лучше всех. Меня всегда тянуло к таким людям, особенно, если я не умею делать того, что умеют они. Боря Барабанов тут и рядом не валялся. Я же вот на Тёму Троицкого не обижался, хотя он писал довольно резкие вещи о «Машине». Потому что я считаю его незаурядным музыкальным критиком, который имеет право на своё видение, и он аргументирует, убедительно аргументирует. А когда человек этим не обладает, а пишет какие-то обидности, ничем не подкреплённые, а иногда и откровенную ложь, то тебе либо стать с ним на одну ступеньку и разбираться, либо просто забыть о его существовании. Тем более, что на моей жизни это никак не отражается.
– Я помню времена, когда в некоторых странах 55 лет был пенсионный возраст даже для мужчин. То, что ты сейчас и в творческом и в физическом состоянии нормальном – это понятно. Но в 25 ты не думал о том, что ты будешь делать в 50, а сейчас ты думаешь, что ты будешь делать в 70?
– Нет. Во-первых, я не уверен, что я до них доживу. Во-вторых, я совершенно не представляю, в какой физической форме я буду находиться. А это всё определяет. Пытаться решать какую-то задачу, не имея исходных данных – это глупости.
– А где ты будешь жить? Свою старость ты хочешь провести здесь или не здесь?
– Я не знаю, что будет здесь. Я не знаю, как будет выглядеть моя старость. Даже климатически, что здесь будет через пять лет, мы не знаем. Чёрт знает, что здесь творится даже с климатом.

По моей оценке, Андрей не везде был абсолютно искренен. Но…
А кто бывает искренен ВЕЗДЕ? В любом случае, он говорил то, что хотел сказать.
.