Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

9 June 2009

Сокровище мое

В тихой подмосковной Валентиновке в 17-м очень долго не происходило вообще ничего. Ну, скинули Николашку, а что дальше – непонятно: беспорядок один. Сначала приходили всякие агитаторы, потом вместо настоящих денег какие-то «керенки» стали простынями штамповать, а уж после повадилась «чека» на автомобиле с реквизициями.
Основные события, привлекавшие внимание коренных «валентиновцев» и дачников, случались в доме трикотажного фабриканта Петра Юрьевича Рымпеля, из немцев. В поселке шептались, что его женушка была, похоже, не очень довольна своей жизнью, даром, что четверых детей прижила: парней, Германа с Георгием, и девчонок, Зину и Райку. Старший, Герман, в отца был, плечистый и хмурый, а Егорушка – в мать: статный был да красивый, ну чисто артист какой!
Правда, на заезжих офицеров мадам Рымпель всегда как-то… по-особенному глядела, но окромя взглядов – ни Боже мой! Петр Юрьевич нрава-то был крутого, выпивал нередко, да и поколачивал своих, так что у ребят синяки частенько напоказ вылазили, но про матушку их сказать ничего такого было нельзя – не видели.
Когда власть вдруг переменилась, и слух прошел, что все нажитое отнимать будут, Петр Юрьевич забрал из банка все деньги, накупил побрякушек золотых, собрал все, что в доме раньше было, и позвал сыновей – Германа с Георгием. Потом пошел с ними в лес и закопал там все до лучших времен. Парней-то он взял на всякий случай: всем же понятно было, что эти безобразия скоро кончатся, но с похмелья Петра Юрьевича кошки частенько скребли: а ну как затянется все это лет на десять, и не доживет он…
Когда вернулись из леса, отец довольный был, в первый раз посадил Германа с Егорушкой с собой за стол, как взрослых, и выпили они крепко, только не понравилось Георгию – голова болела. И отец шибко пьяный тоже никогда не нравился, а в этот раз особенно, будто Георгий сам в этом виноват был.
Прошло какое-то время, и на бывшей фабрике Рымпеля (а самого его там пока управляющим оставили) комсомольская ячейка завелась. Активисты лихие были, веселые, среди них одна девка была… ух, огонь! Словом, прознал отец, что Герман и Егорушка его в комсомол подались, напился опять, кулачищами во все стороны машет, кричит… А ночью пьяный снова лопату взял да в лес пошел, клад свой перекапывать. Сыновьям уже веры не было: не дай Бог, со своей «комсой» кровное по ветру пустят!
А через месяц и вовсе страшное случилось.
Как все началось – неясно, соседи в этот раз криков не слышали, да и дети потом всю жизнь молчали, что там между родителями вышло…
Просто взял Петр Юрьевич ночью топор и ударил по голове жену, а после к детям пошел и старшего, Германа, с одного удара зарубил. Георгий успел вскочить, с отцом бороться начал, пока Зина с Райкой на улицу побежали.
Потом и Егорушка выскочил, в крови был весь, кто-то из соседей его спрятал, и наутро, ослабевшего от потери крови, отвез в больницу.
А еще ночью из Валентиновки выехали два «студебеккера»: одна машина везла тела матери и Германа, а другая – так и не протрезвевшего отца.
Выйдя из больницы, Георгий потом хотел к отцу на свидание попасть, но его не пустили, «белый террор», сказали. А через несколько месяцев справку прислали, мол, умер он в тюрьме, даже суда не дождался.
Где всех похоронили, Егорушка тогда так и не узнал.
Дом потом отобрали, девочек забрал себе дядя Роберт, своих детей у него так никогда и не было. Георгий немного на фабрике поработал, а потом и впрямь в артисты подался, очень уж красивый был. Сначала выступал в одной из ячеек «Синей Блузы», а потом пошел в почти настоящий театр: назывался «Постройка» и стоял на Разгуляе.
А в конце 20-х годов родной театр свел его с яркой восемнадцатилетней красоткой, кудрявой Ниночкой Макаровой. Много у нее ухажеров было, да Георгий парень видный, приглянулся ей, и стали они вместе жить. Звала она его, правда, Жоржиком, ведь «Егорушка» - как-то уж слишком по-простому было, не по-артистически. Между прочим, пока женихались, - раз десять вместе ездили в Валентиновку с лопатами, половину леса перекопали, да не нашли ничего.
В 30-м, родилась у них единственная дочь – Любушка, и надо бы им было жить-поживать, да добра наживать, только не приняла душа Георгия Рымпеля теорию «стакана воды», с которой еще мадам Коллонтай носилась. А вот у Ниночки приняла, очень подходила ей эта теория. И оно понятно: двадцать лет, актриса, кругом столько видных, молодых-интересных…
И вот, однажды, узнав, что Нина закрутила очередной роман, теперь с артистом Янчиным, Егорушка схватил бутылку уксусной эссенции, отбил горлышко и сделал полный глоток…
Странная штука – судьба. Говорят, когда он лежал в гробу, на виске проявился огромный шрам от удара отцовским топором, который при жизни вовсе не видно было.

А Нинка, бабуля моя, после этого только в ЗАГС еще три раза бегала, и Коршуновой была, и Головановой, и Стремоусовой, а уж простых друзей-то и не сосчитать было… Детей, правда, больше не заводила: ей и Любки хватало – актриса ж, спектакли все время, гастроли…
Она в жизни-то, вообще, ко всему очень легко относилась. Как-то, после войны, понадобилось похоронить кого-то из ее дальних родственников, так она им легко отдала документы и права на дедову могилу.
Уже в 80-х, мы с ней долго искали эту могилу на Ваганьковском. Когда нашли, бабуля присела у креста с чужой фамилией и долго причитала: «Прости меня, Егорушка, прости, любимый, единственный…»
А когда я впервые попал в секретный Звездный Городок, что построили рядом с Валентиновкой, то все время, зачем-то, смотрел по сторонам…
Я думал тогда, что по давним, много раз пересказанным приметам, смогу узнать место, где до сих пор закопан мой фамильный клад.