Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

2 May 2009

Проблемы

Слушать всё это дальше не было сил. Схватив сумку с бумагами, я вылетел на лестничную клетку с криком:

- Всё! К чёртовой бабушке такую жизнь! Не могу больше! - и с треском захлопнул за собой дверь.

С каждым этажом я понемногу остывал. Когда вышел на улицу и, прислонясь к двери, прикурил сигарету, в душе осталось только чувство удивления собственному долготерпению. Ведь давно уже ясно, что так жить невозможно, хватит оправдывать себя семейными обязанностями! Это ведь просто какая-то обоюдная пытка. Что же я, действительно – полный слабак с подавленной волей, над которым можно постоянно издеваться?

Идти было совершенно некуда. Для начала я решил просто где-нибудь посидеть и отдохнуть, поискал глазами ближайшую скамейку и обнаружил ее за забором, на детской площадке; на скамейке сидел какой-то мальчишка лет шести и молча болтал ногами.

Почему-то мне захотелось поговорить с ним, я перешагнул через заборчик и уселся рядом с ним, состроив приветливую рожу большого доброго дяди.

- Ну, как дела? Чего сидим – ногами болтаем? Парень ничего не ответил и даже не посмотрел в мою сторону,
- Ты чего молчишь? Это, между прочим, совершенно невежливо – молчать, когда к тебе обращаются взрослые.

Мальчишка медленно повернул голову, посмотрел на меня и снова отвернулся. Мне стало не по себе.

- Ты чего такой грустный? - чуть помолчав, опять обратился к нему я.
- А ты чего? - вдруг спросил меня он, все так же глядя себе под ноги.
- Да, так, - растерялся я, - проблемы...
- Проблемы, - протянул он, спрыгнул со скамейки, бросил в сторону прутик, который держал в руках и пошел прочь с площадки.

Я вдруг ощутил какую-то насмешку в том, как он выдавил это "проблемы". Немного проводив его глазами, я удивился нахальству, с которым этот маленький нелюдим сравнил мои переживания со своими детскими бедами, причем явно не в мою пользу.

"Ах ты, сопляк, - подумал я, - уже и ты за мужика меня не считаешь?"

Я опять вернулся к своему состоянию и начал думать о том, что же, все-таки, делать дальше. Вернее, ответ уже был готов, но я опять всячески пытался оправдать свое поведение, направленное на то, чтобы как-нибудь все хоть чуть-чуть наладить.

- У меня тоже проблемы, - вдруг услышал я.

Он стоял передо мной, засунув руки в карманы своего кургузого пальтишка. Вернулся, значит, ему тоже некуда идти.

- И что же у тебя произошло? Мама отругала?

При упоминании о маме он чуть померещился и махнул рукой.

- Нет. Мама меня никогда не ругает, у нее времени нет. А бабуля тоже всегда занятая.
- Так ты один гуляешь?
- Ага. Только со двора мне нельзя.

Я посмотрел на его серьезное лицо и опять спросил:

- Ну, так какие же у тебя, все-таки, проблемы?

Он немного помолчал, а потом сказал:

- Я в детский сад больше не могу. А в понедельник меня опять туда отведут, и слушать ничего не будут,
- Что же у тебя такое случилось в детском саду - надоело?
- Нет, - ответил он, подумав, - там, вообще-то, весело.
- Ну, так в чем же дело?
- Меня там за человека не считают.

Я вздрогнул. Моему сыну примерно столько же лет, неужели они в этом возрасте ТАКОЕ уже чувствуют?

- Кто не считает, воспитательница?
- Нет, Юрка Беляков.
- Ну и что же ты? Дал бы ему, как следует, и всё!
- Не могу. Я его боюсь.
- Да, брат, это проблема. Ну и что, давно он тебя за человека не считает?

Парень снова промолчал, но чувствовалось, что давно. Он мне нравился и одновременно чем-то пугал. Не может быть шестилетний мальчишка таким взрослым в своём отношении к детским обидам. Хотя ведь такая обида совсем не детская.

- А что вдруг такое случилось, что ты именно сегодня в сад не хочешь идти?
- Не «не хочу», а «не могу». Вот.

И он вынул из кармана левую руку и показал её мне. Тыльная сторона кисти, густо измазанная йодом, была вся исцарапана чем-то острым, царапины уже начали заживать, но было заметно, что они сделаны совсем недавно, не далее, как вчера. Я присвистнул.

- Лихо! И чем это он тебя?
- Это не он. Это я сам.

Я вопросительно смотрел на него.

- Я сидел, играл, а он рисовал, подошел и говорит: "У меня красная краска кончилась, на тебе стекло, царапай себе руку, а то - во!" - и показал кулак.

Мне жутко захотелось найти сейчас этого Юрку Белякова, взять его за ухо, привести к родителям и собственноручно выдрать в их присут¬ствии, а если начнут заступаться, то и папаше выписать "по первое число"

- Ну и чего же ты?
- Ничего. Стал царапать. Визжал и царапал. Прибежала воспитательница, отобрала стекло, помазала йодом и поставила в угол.
- Кого?
- Меня. А Юрка Беляков смеялся, и Ленка Суховей, и Васька Максимов.
- А чего ж ты не сказал, что это он тебя заставил?

Парень смерил меня взглядом, помолчал и выдавил:

- Я не ябеда.

Помолчал, а потом добавил:

- Ну и сказал бы я, его бы тоже в угол поставили, а потом бы он мне дал.
- Да, тяжело тебе. Ну, и чего теперь делать?
- Не знаю. А в детский сад я больше не могу. Буду физкультурой заниматься, вырасту, а потом дам ему, как следует.
- Дело. Только ведь он тоже вырастет.

Он пожал плечами и вдруг сказал:

- А я тебя знаю, ты Сашкин папа. Он в том подъезде живет.
- Точно! А почему же ты тогда со мной “на ты” разговариваешь? Это невежливо.
- Извините, - сказал он и пошел прочь.
- Эй, погоди!

Он остановился.

- Иди сюда. Мы же с тобой как друзья разговариваем, так что - можно. Тебя как зовут?
- Витя.
- А меня – Сережа.

Я пожал ему здоровую руку и посмотрел в глаза.

- Меня, понимаешь, тоже за человека не считают, так что проблемы у нас с тобой одинаковые.
- А кто?
- Да есть один человек...
- Ну и дал бы ему, как следует... вы ведь – вон какой.

Мне стало неудобно, что парень теперь не знает, как со мной разговаривать.

- Не надо меня "на вы", это я так, по глупости, от плохого настроения. А дать, как следует, я, понимаешь, этому человеку не могу. Он слабее меня, и к тому же я этого человека люблю.
- Ну, а, он же тебя не любит!
- Да ведь тоже, наверное, любит. Он присел на скамейку и смотрел на меня совершенно не понимающими глазами.
- Да, Витька, так вот бывает. Так что мы с тобой друзья по несчастью, Ты ему не можешь дать сдачи, потому что он сильнее, а я – потому что я сильнее.
- И чего теперь делать? – задал он мне мой же вопрос.
- Не знаю. Только чего-то ведь делать надо, правда?
- Правда.
- Надо, вероятно, нам обоим сил набраться.
- Так ты же и так – сильнее!
- Все равно. Даже если сильнее, силы ещё пригодятся, а тебе, так это – первое дело. Только силу надо не в кулаки набирать, они у тебя и так – ничего себе, а внутри. Набрать силу внутри, - и дать ему в нос с размаху. Вот в понедельник, как в сад придёшь, так сразу и дать. Только не тяни, а как увидишь – сразу бей. Пускай потом в угол ставят, кисель не дают. Это не важно.
- А я кисель и не люблю!
- Ну и – тем более!
- А ты?
- А я тоже что-нибудь придумаю. Ну, давай, шагай домой. Это, небось, твоя бабуля из окна выглядывает?
- Моя. Ну, я пошел.
- Иди. Давай лапу. Нет, не так, а крепко, по-мужски. Ну, пока.

Парень опять посмотрел на меня как-то совсем по взрослому, только не грустно, а... уверенно, что ли, повернулся и побежал домой к бабуле, которая, высунувшись по пояс из окна, бодрым голосом выкрикивала ему меню сегодняшнего обеда. Я обратил внимание на то, что на третье у них клюквенный кисель, мысленно пожалел Витьку, тоже встал и пошел.
Домой.
(1984 год)