Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

25 June 2013

В субботу - День Рожденья Антуана де Сент-Экзюпери

История не поставленного спектакля. 1987

Очень хотелось настоящего.
Я здесь не имею в виду отсутствие вранья – тогда с этим было куда легче, чем через 20 лет. Просто я уже вступил в ту фазу «взрослой жизни», когда юношеская чистота и свежесть ощущений уступили место эдакому всепониманию, еще не такому циничному, но и невинным его назвать в голову уже не приходило…
Представителям моего поколения становилось неудобно по-настоящему влюбиться, по-настоящему подраться, по-настоящему дружить… Почему-то, страшнее всего было поймать снисходительно-презрительный взгляд старого друга, мол, какой же ты еще ребенок, старичок…
Ну а мудростью-то даже и не пахло! Естественно, я никому в этом бы не признался, но в душе смутно подозревал, что философию любимых Карела Чапека, Курта Воннегута или все еще запрещенного Аксенова я интерпретирую не слишком глубоко… А что же ставить на театре?
И вдруг, кто-то вспомнил про Экзюпери! Да – сказка, да – всем известная, да – детская…
Стоп. Почему вдруг детская? Кому известная? Придя домой, я бросился ее перечитывать и… не нашел на полках привычное, знакомое лет с шести, издание. Ах, да, наверное, после развода у жены оставил, для Сашки…
Стал звонить друзьям, просил «Маленького Принца», у одного нашел. Оказался – сборник, я поехал. Еще в метро почему-то раскрыл «Ночной Полет» и вдруг…
Я все понял! И не просто понял, а практически увидел будущий спектакль!
Это же не о детишках-зверушках, это о МУЖИКАХ! Именно об этом он ВСЁ писал! О настоящих страстях, настоящих подвигах и настоящих словах, которых они не стеснялись!
Маленькому принцу не 5, а 15 лет! Он просто сбежал из дома, мучаясь родительским непониманием и неразделенной первой любовью к своей капризной Розе! А баобабы… Тут сразу вспомнился Заболоцкий:
«…Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!» - чем не путешествие по разным планетам?
А летчик, ведь он же и писатель! Где они могут встретиться?.. Да в кабаке! Вот уж, действительно – пустыня для нормальных людей!
Летчик-писатель сидит за своим постоянным столиком, наблюдает за посетителями и пытается творить их судьбы, как полувеком до него Тулуз-Лотрек! Вот он сидит с пишущей машинкой, пытается «починить самолет», и ничего путного не выходит!..
И тут заходит мальчишка.
Затравленный зверек, для которого все взрослые – нравоучительные, бессмысленные и ничего не понимающие идиоты, эдакий Холден Колфилд. Он из довольно приличной семьи, почему на улице и прозвали Маленьким Принцем, но дома его совсем достали, и он сбежал. А еще и Роза… Ах, Роза, она же совсем другая, нежная, умная, добрая… просто ее внимание нужно заслужить! Но как? Может, грабануть этот чертов кабак?
Сразу при входе мальчишка натыкается на Летчика, они смотрят друг на друга…
- Нарисуй мне барашка!
Эта неожиданная и совершенно бессмысленная фраза должна прозвучать с вызовом, как «Эй, лысый, а ну, дай закурить!» Да, и потом, глядя на «ундервуд»:
- Что это за штука?
Летчик-писатель с ухмылкой:
- Это не штука. Это мой самолет.
Парень берет в руки несколько листков и читает.
- Н-да… Ну на этом ты не мог прилететь издалека…
Точно!.. Король – старый хозяин прогорающего кабака, Фонарщик – единственный старательный официант, а к ночи уборщик. Деловой Человек - жесткий и оборотистый новый хозяин. Лис – проститутка у барной стойки, а Змея… Кто же Змея? Ну, конечно же – священник, забредший в кабак в поиске заблудшей души! Как же - «Я решаю все вопросы!»
Тогда и Планеты – столики! За ними есть место и Честолюбцу, и Пьянице, и Географу. Причем, сидят они, как обычные зрители, и «включаются» только тогда, когда на Планету прилетает Маленький принц. И вообще – обычный зрительный зал со сценой не нужны, будем показывать «Принца» в каком-нибудь ресторане, тамошней эстрадки достаточно…
Для чего достаточно? Да для вставных эпизодов из «Ночного Полета» и «Планеты Людей»!
Репетировать начали этюдами. Все ребята сразу завелись, Тима Хмелев был идеальным Принцем-Колфилдом, остальные ребята с удовольствием менялись разными ролями, только Ленка Алексеева «прилипла» к Лису.
На одной из репетиций решили размять самое начало.
На сцену выходила классическая «девчушка-травестюшка», наша Анечка Жданова, и утрированно детским голосом начинала читать текст:
- Когда мне было шесть лет, в книге для взрослых под названием «Правдивые истории», где рассказывалось про девственные леса, я увидел однажды удивительную картинку…
В это время за ее спиной на сцену входили три МУЖИКА.
Это летчики, они вернулись с боевого вылета.
Усталые, потные грязные, медленно снимали планшеты, шлемы…
Один из них доставал бутылку водки и разливал на ЧЕТЫРЕ стакана.
Не глядя друг на друга, все трое подходили к столу и молча выпивали.
Четвертый стакан накрывали куском хлеба.
Только после этого они замечали, что рядом с ними есть кто-то еще.
Один из них подходил к Анечке, все еще сюсюкавшей монолог от автора, брал за подбородок, оценивающе смотрел на нее, потом снисходительно шлепал по попке, отворачивался и возвращался к столу. Анечка, естественно, замолкала.
В возникшей паузе он откусывал кусочек «черняшки» и начинал снова:
- Когда МНЕ было шесть лет, в книжке для взрослых…
На следующей фразе его подхватывал другой, потом их оживленно перебивал третий. Получалось, что они – все трое! – вспоминают о своем детстве…
- Стоп, ребята! Прошу прощения, я не заметил, как наша Анечка ушла, давайте еще разок…
Все повторилось снова: вышла Аня, за ней Летчики, опрокинули стакан, шлепнули по попе, начали снова…
- Стоп! Простите меня, я опять не увидел! Народ, кто в зале – она хоть направо, или налево ушла?
Никто не заметил. Да и сама она не помнила.
- А ну-ка, еще разок! И все следим за Анечкой!
И опять: Аня, монолог, Летчики, стакан, шлепок, повтор… Фантастика!
Найденный прием был настолько гипнотизирующим, что Анька, стоявшая на первом плане, яркая и эффектная девка, просто растворялась, исчезала!
Работа шла безумно интересно! Я подобрал потрясающую музыку венгра Ласло Бенко, создававшую удивительно щемящую атмосферу. Под нее на сцене кабака между эпизодами должен был танцевать одинокий Лис, мечтающий, чтобы его приручили…
Шли переговоры с несколькими кооперативными ресторанами, согласными предоставить нам под спектакль свое помещение…
И вдруг мы споткнулись.
На совершенно, казалось бы, пустом месте.
Во вставном эпизоде Летчик, глядя на ночной Буэнос-Айрес в раскрытом окне, доложен был обнять свою Жену.
- Рустам! После слов «я знаю, как его обойти», обними Олю!
- Как?
- Что «как»?
- Ну, как обнять? Страстно, нежно, загадочно?
- А-а… Знаешь… надежно!
Сцена пошла, но на этом моменте вдруг остановилась. Объятия не произошло.
- Ладно, еще разок!
И снова облом.
Несколько раз мы попытались пробиться через этот барьер, но тщетно. То, как наш красавчик Рустам обнимал Олю Пономареву, выглядело неубедительно.
- Рус, прости, дай Генка попробует.
Попробовал Генка. За ним Эльдар, потом Саша…
Тупик. Эти «обнимушки» выглядели как угодно, только не НАДЕЖНО.
Мы промучились еще пару репетиций, и я окончательно убедился в том, что девятнадцати-двадцатилетние мальчишки просто не могут исполнить это режиссерское задание.
Старый беспомощный Король, входящий в маразм, у Экзюпери произносил удивительную фразу:
- Если я прикажу своему Генералу обернуться чайкой, а он не сделает этого, кто будет виноват, я или генерал?
Я почувствовал себя этим Королем. Ну, не могли мои орлы обернуться чайками, а, следовательно, и спектакль ставить не о чем!
Ненавижу те жалкие зрелища, где все, что необходимо для аплодисментов, вынуждена доделывать благосклонная фантазия доброго зрителя…

А в справке о жизни Писателя и Летчика Антуана де Сент-Экзюпери в графе «место смерти» написано: Средиземное Море.
Безумно красиво, правда?

Антуан де Сент-Экзюпери. Отрывок из романа «Ночной Полет»

Жена пилота, разбуженная телефонным звонком, посмотрела на мужа, подумала:
"Пусть еще немного поспит".
Она любовалась его могучей обнаженной грудью; он был словно красавец корабль.
Он спал в своей мирной постели, как в гавани, и, чтобы ничто не тревожило его сон, она расправляла пальцем складки, словно прогоняя тени,словно разглаживая легкую зыбь и успокаивая постель; так прикосновение божества смиряет море.
Она встала, распахнула окно, подставила лицо ветру. Из окна открывался весь Буэнос-Айрес. В соседнем доме танцевали; ветер доносил обрывки мелодий- был час развлечений и отдыха. Город запрятал людей в свои сто тысячкрепостей; кругом все дышало спокойствием и уверенностью; но женщинеказалось, что вот-вот раздастся призыв:
"К оружию!" - и на этот клич отзовется один-единственный человек, ее муж. Он еще спал, но то был тревожный сон военных резервов, которые скоро будут брошены в бой. Дремлющий город не защищал его; жалкими покажутся летчику городские огни, когда он, молодой бог, взлетит над их пылью. Жена посмотрела на сильные ладони, которым через час будет вручена судьба европейского почтового, ответственность за что-то большое, подобное судьбе целого города. И в сердце закралась тревога. Этот человек - один среди миллионов - был предназначен для необычного жертвоприношения.
Ей стало тоскливо. Он уйдет, ускользнет от ее нежности. Она лелеяла, ласкала, охраняла его не для себя, а для сегодняшней ночи, и эта ночь сейчас возьмет его - для битв, для тревог, для побед, о которых она никогда не узнает. Ей удалось на краткий срок приручить эти ласковые руки, но она лишь смутно представляла себе их истинное назначение. Она знала улыбку этого человека, знала чуткость влюбленного; но она не знала, как божественно гневен бывает он, оказавшись в сердце грозы. Она обвивала его нежными путами любви, музыки, цветов; но в час отлета он неизменно сбрасывал эти путы и, видимо, ничуть об этом не сожалел.
Он открыл глаза:
- Который час?
- Полночь.
- Какая погода?
- Не знаю...
Он поднялся. Потягиваясь, медленно подошел к окну.
- Сегодня я, пожалуй, не замерзну. А какое направление ветра?
- Ты так спрашиваешь, словно я в этом что-нибудь смыслю... - он выглянул в окно.
- Южный. Прекрасно! Такой ветер удержится по меньшей мере до Бразилии.
Он увидел луну и почувствовал себя совсем богатым. Потом перевел взгляд вниз, на город.
Город не был сейчас для него ни желанным, ни светлым, ни теплым. Он уже видел, как развеивается по ветру бесполезная пыль огней большого города.
- О чем ты думаешь?
Он думал о том, что возле Порто-Аллегре возможен туман.
- У меня своя тактика. Я знаю, как его обойти. Он все еще смотрел, наклонившись, в окно и глубоко дышал, словно обнаженный пловец перед прыжком в море.
- Ты как будто не очень грустишь... На сколько дней ты улетаешь?
- Дней на восемь, на десять.
Он точно не знает. И отчего ему грустить?.. Равнины, горы, города – он отправляется их покорять. Он -- вольная птица. Не пройдет и часа - он будет держать в руках весь Буэнос-Айрес, а потом отбросит его назад.
Он улыбнулся.
- Этот город... Скоро я буду далеко! Хорошо улетать ночью! Повернешь к югу, дашь газ, и через десять секунд весь ландшафт уже опрокинут, и ты летишь на север. И город под тобой - как морское дно.
Она подумала: "От многого должен отказаться завоеватель..."
- Ты не любишь свой дом?
- Люблю...
Но жена знала: он уже далеко от нее. Его широкие плечи уже раздвигают небосвод. Она показала ему на небо.
- Смотри, что за погода! Твоя дорога вымощена звездами.
Он рассмеялся.
- Да.
Положив руку ему на плечо, она с волнением почувствовала прохладу его кожи. И этому телу угрожает опасность!..
- Я знаю, ты сильный. Но будь благоразумен...
- Ну конечно, я благоразумен...
И опять рассмеялся.
Он начал одеваться. Отправляясь на свой праздник, он наряжался в самые грубые ткани, в самую тяжелую кожу; он одевался, как крестьянин. И чем тяжелее он становился, тем больше она любовалась им. Помогла застегнуть пряжку пояса, натянуть сапоги.
- Эти сапоги жмут.
- Вот другие.
- Отыщи-ка шнур, чтобы привязать запасной фонарик.
Она оглядела мужа, в последний раз проверила его доспехи. Все пригнано как следует.
- Какой ты красивый!
Он тщательно причесывался.
- Это для звезд?
- Это - чтоб не чувствовать себя стариком.
- Я ревную...
Он снова рассмеялся, обнял ее, прижал к своей тяжелой одежде. Потом взял ее, как маленькую на руки и - все с тем же смехом - положил на кровать:
- Спи!
Закрыв за собой дверь, он вышел на улицу и среди преображенной мраком толпы сделал свой первый шаг к завоеванию ночи.
Она осталась одна. Печально смотрела она на цветы, на книги - на все то нежное, мягкое, что для него было лишь дном морским.