Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

20 April 2012

Интриги (1973)

Как-то в 70-х Татьяна Ивановна Пельтцер, в то время уже фантастически знаменитая и всеми любимая вечная «баушка», пришла на день рождения своей подруги Аськи Сафоновой.
Они дружили уже много лет, и, хотя в последнее время общались больше по праздникам, на все темы разговаривали так же легко, как в молодости. Например, однажды все собрались слушать, как тетя Таня съездила к брату в Америку. Рассказывала она об этом, безумно матерясь и обещая, что больше туда – ни ногой. Больше всего ее возмущал один бытовой эпизод:
- Это ж надо, а! Я у брата в доме живу, а в завтрак на стол его жена подает сливки и говорит, мол, это только для Шуры, потому что больно дорого… Засранцы капиталистические, штоб у них там у всех жопы отвалились!
И весело-весело хохотала, радуясь тому, что уж она-то сделала правильный выбор, став актрисой в родной Стране Советов.
А в этот раз за столом тоже было весело, но сквозь обычные застольные прибаутки просачивалось какое-то тетитанино раздражение, возникшее явно не здесь, а принесенное с собой.
Асиному внуку Сергуньке было тогда лет четырнадцать, он мало что соображал, но на фамилии уже реагировал и понял, что пару часов назад у тети Тани состоялся какой-то тяжелый разговор с Валентином Плучеком, главным режиссером Театра Сатиры.
Мальчишку тогда ужасно шокировал ее непочтительный тон в отношении Плучека, про которого она употребляла роскошный образ: «еврейский Равенский» (под руководством легендарного Бориса Равенских в Малом Театре она тоже успела поработать).
Все немного посидели, отвлеклись, выпили по рюмочке, и даже Сергуньке налили кагора, но, видно, эта тема так волновала тетю Таню, что к ней возвращались снова и снова.
Мальчишке все было безумно интересно, и он слушал эти разговоры все время, а когда старушки-подружки вышли покурить на лестницу, даже подслушивал.
Кто-то сказал тогда:
- Таня, ты уж с ним не ругайся, тебе ведь не двадцать пять, и даже не сорок! Он-то, небось, до сих пор молодых любит!
На что тетя Таня смачно выматерилась, и подтвердила:
- Точно. У нас теперь даже новое амплуа в театре появилось: «инженю-минетчица»!
Бабульки прыснули, а Сергунька за дверью изрядно покраснел.
Пельтцер еще раз затянулась «беломором» и сказала:
- Ладно, девки, не волнуйтесь. Я нужна ему, уж точно, не меньше, чем он мне. Тут как-то на репетиции я дверью хлопнула, а на следующий день пришла, как ни в чем не бывало, так он при всей труппе извиняться начал: «Татьяна Ивановна, если я на прошлой репетиции Вас обидел, так уж Вы меня извините, пожалуйста, я не хотел Вас задеть!» Ох, лучше бы он молчал, я б тогда – тоже, а тут пришлось ему на людях анекдот рассказать…
И прозвучал анекдот-притча, который, видимо, был авторским:
«Летит воробей вдоль леса, и вдруг видит – на лугу корова стоит и языком своим по морде ляпает, пытается соринку достать, что ей в глаз попала. Ну, воробей на морду ей сел и клювиком – р-раз! – соринку-то и достал! Корова ему говорит:
- Ну, воробей, спас ты меня от немыслимых страданий! Теперь – чего хочешь, о том меня и проси!
Воробей пошурукался малость и говорит:
- Я, корова, тебя хочу!
Ну, корова плечами-то пожала, мол, давай, чего уж тут, невелика проблема…
Воробей подлетел к ней снизу и – ну тыркаться! Тёх-тёх-тёх, тёх-тёх-тёх, а потом и спрашивает:
- Дорогая, тебе не больно?»
Как среагировал на этот анекдот Плучек, Сергунька тогда не услышал, потому что пространство за дверью потонуло в диком хохоте.
Было понятно только, что при таких отношениях людям вместе работать нельзя. Так и случилось: через пару лет Татьяна Ивановна ушла в Ленком к Марку Захарову.